Боязливо оглянувшись, Мешков в который раз перечитал записку. Главное: «позвони немедленно». Знать бы, куда? Он понюхал листок бумаги. Пахло землицей. Уж ему-то этот запах был хорошо знаком, сколько котлованов под фундаменты освоил! Тут ещё одна мысль шарахнула в голову Мешкова: а если ему тогда в аптеке продали по ошибке не витамины, а именно снотворное? И Галя теперь является к нему потому, что он фактически стал её убийцей? Но ведь она так или иначе умерла бы. Хоть со снотворным, хоть без. Да и витамины это были, он сам пробовал. Правда, также уснул в ту ночь крепко. От звуков ложечки только и проснулся.
Хлопнула балконная дверь, а Мешков вздрогнул, словно его кольнули в спину какой-то острой спицей. Сквозняк, надо закрыть форточку. Он пошёл в комнату, ещё раз заглядывая за шторы, где могла прятаться Галина. И тут услышал, как из кухни доносится — он не мог ошибиться! — знакомое позвякивание… Она будто снова звала его к себе. Мешков двинулся на ватных ногах, вытирая ладонью мигом вспотевшее лицо. На кухне никого не было.
Мешков, совсем развинтившись, сунул себе под мышку градусник, затем снял телефонную трубку и начал звонить другу.
— Приезжай! — сказал он глухим, трагическим голосом. — Только возьми водки, у меня до магазина сил нет…
Спустя час они оба были уже достаточно пьяны.
— Понимаешь, — говорил Мешков, которого тянуло на слезы. — Я перед ней сильно виноват. Не замечал как-то. Ну есть жена и есть. Вроде, положено так. Словно ещё одна рука или нога. У всех жёны, а я чем хуже?
— А то! — кивал друг. — Законное дело.
— Но не баловал я её, не холил. Нет, ссор между нами не было, а чтобы уж руку когда-нибудь поднять… Но вот в театр только пару раз сходили, в гости — редко. Я не любитель этого.
— Знамо.
— Я больше домосед, а потом — у меня же работа. Вкалываю без передыха, как папа Карлы дель Понте.
— Ну!
— Я за свой труд ордена имею. Премии. Меня рабочие уважают. Я столько объектов сдал, что ещё одну Первомайскую улицу протянуть можно.
— Скажешь!
— А жену упустил из виду. Приходил домой и талдычил только о своих стройках. Будто ничего другого в жизни и нет.
Тут Мешков не выдержал, скривился лицом и заплакал. Друг не стал утешать, просто деликатно ждал, глядя в сторону. За стенкой изредка жужжала дрель. Мешков, выплакав горечь, продолжил:
— Знаешь, какие два известных выражения вызывают у меня самую большую ненависть?
— Ну?
— Это фразы: «любовь всё стерпит» и «лишь бы не было войны». Их придумали подонки и трусы, как заклинание. Чтобы оправдать себя. Я это недавно понял. Да, может быть, только что! Ну, насчёт последнего выражения догадывался. Ты погляди, что происходит: Россию разворовывают подчистую, прямо нашествие тараканов какое-то, всё тлеет и падает, а нам из телевизора вещают: это ничего, временно, это издержки, главное — чтобы не было войны, чтобы была свобода и демократия, Да война идёт уже второе десятилетие, самая беспощадная из всех войн, на полное уничтожение. Не понимает этого только подлец в квадрате. Ему лучше жить с ярмом на шее, чем на бои выйти и умереть. Пацифисты хреновы, экологи. Я вот дома строю, а для кого? Для людей, что ли? Для колонизаторов. Для компрадоров всяких. Люди в таких хоромах жить никогда не будут, не по карману. Только сволочи. Для которых — лишь бы не было войны.
