После финального аккорда, как только Шальк опустил палочку, оркестр взорвался непроизвольными аплодисментами. Их воодушевление грохотало вокруг нее, барабанило по ее нервам, вытягивая ее из мира фантазий обратно в реальный мир.
Шальк увидел, что его солистка только медленно выплывает из тех скрытых глубин, куда погружается подлинный артист, когда он исполняет музыку. Он мягко повернул ее лицом к залу. Взял за руку. Обнял, прижал к себе и поцеловал. Зал бушевал.
Тэре казалось, что этот вечер знаменует для нее начало новой жизни.
У администратора отеля для нее было два телефонных сообщения. Тэра прочитала их, когда наконец добралась туда в час ночи.
Одно было от Роланда. Оно гласило: "Сегодня заложено основание блестящей карьеры".
Второе – от Сола, всего из одного слова: "Итак?"
Она скользнула в постель, возбуждение перешло в изнеможение. Музыка все еще гремела в ее голове. Но сегодня рядом с ней не было Сола, чтобы укрыть ее своим телом и своей волей и вытеснить музыку прочь.
На следующее утро, в самолете по пути в Лондон, Тэра прочитала в газетах отзывы на свое выступление. Несколько британских журналистов присутствовали на концерте, поскольку это был довольно редкий случай, когда венский оркестр выступал с полностью английской программой у себя дома. Отчеты были переданы по телефону в Лондон, чтобы успеть попасть в утренние издания, и свежие экземпляры газет были доставлены в аэропорт, когда Тэра проходила регистрацию.
Рецензии на ее выступление были единодушно положительными, а некоторые – даже более того. "Мощная, сильная игра маленькой британской солистки", – писала "Гардиан". А суровый критик из "Тайме" пошел так далеко, что описал ее интерпретацию как "поэтическую – принесшую блеск свежих красок в шедевр начала века".
Тэра расслабилась в кресле и закрыла глаза, позволяя себе насладиться теплым потоком похвал. Она знала, что заслужила их, что проявила себя достойным исполнителем. И она сделала это одна в этом большом мире. Рядом с ней не было отца, он не смотрел из-за плеча, не подстегивал ее. Рядом с ней не было Сола – ее защитника и патрона.
Она исполнитель со своей индивидуальностью и высоким уровнем. Наконец она поверила в это. Потому что теперь она увидела причины, стоящие за ее упрямым отрицанием своих возможностей, – длинная тень, падающая от ее талантливого умершего брата, от потери которого ее отец так и не оправился.
Теперь она видела это очень четко. Отец все время бессознательно сравнивал ее с покойным Фредди. Возможно, он не говорил ничего прямо, она не помнила точно. Но она чувствовала это своей детской интуицией – она все еще могла вспомнить ощущение отчаяния и своего несоответствия. Она могла вспомнить и ту злость, которая обуревала ее, когда она была подростком. Когда она, в конце концов, перестала пытаться дать отцу то, чего она не в силах была дать. Она была способна только взбунтоваться. Поставить крест на своем музыкальном таланте и похоронить его в темной норе. Отделить себя от горячо любимого отца трещиной с острыми зазубренными краями.
