Но вместо того, чтобы выстрелить, он вдруг упал. И в голове его зияла дырка. Он словно как-то даже не мог поверить, что это его убили – такое у него было дурацкое мертвое лицо. Я тоже не могла поверить. Пока из дверей школы не выбежал наш военрук с личным, подаренным еще Жуковым, именным револьвером в дрожащей руке. Ствол револьвера дымился.
Но мне было все равно. Я распахнула дверь машины и теперь смотрела на Ольгу Ивановну как тупая и замороженная, не в силах ни встать, ни поверить, что это случилось. Я не могла вообще мыслить – внутри все как отнялось. Это была последняя нить любви, которую подарило мне детство.
А потом заметила военрука. Который, вместо того, чтоб броситься к убитой, бросился с пистолетом ко мне.
- Брось оружие, чеченская террористка! – заорал он. – Застрелю, шахидка, бросай пулемет!
- Это же Пуля! – укоризненно сказал ему как-то очень посерьезневший физрук.
- У нее мама чеченская террористка! – заорал тот.
- Придурок, у нее мама твоя двоюродная сестра! – проговорил физрук.
Тот замер, а потом уже более спокойным голосом сказал:
- А ну признавайся Пуля, когда ты вернулась из Афганистана из лагеря боевиков?!
- Не помню, – сказала я. – Афганистан это магазин женской одежды на Невском, да?
Тот застонал и убрал пистолет.
- Ты бы хоть сама ему сказала, Пульхерия, что он дурак... – проговорил физрук, наклоняясь над Ольгой Ивановной. – Он же мог тебя убить...
- Какая разница, если Ольгу Ивановну убили... – безжизненно сказала я, уткнувшись головой в машину и тихо стоня и раскачиваясь. Я дергала машину руками и раскачивалась.
- А разница в том, что она жива! – рявкнул физрук. – Немедленно прекрати сопли и вой! Развезло! И ее надо живо в больницу, а без тебя и твоей машины этого никто не сможет сделать...
Я мигом бросила машину к нему двумя нажатиями газа, развернувшись буквально на крохотном клочке, откуда только и мастерство взялось. Впрочем, я сегодня часа два ездила по переулкам, и это не могло не оставить следа.
Из школьных дверей, запыхавшись, выбежала медсестра с аптечкой.
Секунда – и я уже неслась переулками с набитой машиной, а все внутри гудели как шмели.
Я не помню, как добралась до больницы, направляемая физруком и военруком их указами под правую и под левую руку. Я была как больная. Меня тоже поддерживали, даже когда я вышла из машины.
Когда Ольгу Ивановну вынесли и покатили на качалке, я была как пьяная. Ничего не соображала!
- Вам туда нельзя... – остановила меня медсестра. – Двоих достаточно...
