— Прекрасная речь. — Дикин и не пытался скрыть свое презрение. — Скажите только, губернатор, собираетесь ли вы сегодня ночью запереть свое купе? Или это ненужная предосторожность, потому что вам и без того нечего опасаться?
Губернатор посмотрел на него и прорычал:
— Клянусь, Дикин, наступит время, и вы заплатите за эти инсинуации!
— Чем же я могу за них заплатить? — Неожиданно весь сарказм Дикина испарился, и он стал казаться усталым и очень печальным человеком. — Собственной шеей? Она недорого стоит. Я ведь неизбежно попаду в руки правосудия… Интересно, что сдаст меня суду один из тех, чьи руки, возможно, обагрены кровью четырех человек. А скорее всего, даже восьмидесяти четырех…
— Что это значит? — Высокомерие губернатора Ферчайлда было неколебимым.
— Говоря вашими же словами, губернатор, мы не знаем, случайно ли упали в пропасть три вагона с людьми, как не знаем, кто несет ответственность за это массовое убийство. Мы не можем исключить из подозреваемых даже Банлона и Рафферти, хотя, разумеется, обязаны исключить мисс Ферчайлд. Возможно, действовал не один человек, а двое или даже больше. — Дикин помолчал, давая возможность присутствующим осознать его слова. — А что касается моей экспертизы причины смерти Молине, то я действительно изучал судебную медицину, хотя вы, конечно, вправе этому не верить.
Дикин поднялся, подошел к окну и, демонстративно повернувшись ко всем спиной, стал всматриваться в сгущающиеся сумерки. За окном снова шел снег.
Генри пошел вдоль вагона, тщательно и почти бесшумно задергивая занавески.
Банлон остановил поезд, зафиксировал тормоза, вытер лоб тряпкой и повернулся к Рафферти, который прислонился к стенке кабины, закрыв глаза от усталости.
— На сегодня хватит, — прохрипел машинист.
— Я не могу поднять ни одно из этих поленьев, — отозвался Рафферти.
— Пойдем к полковнику.
Клермонт сидел у печки офицерского салона. Рядом с ним вокруг печурки собрались губернатор, О'Брейн, Пирс и Марика. У всех в руках были стаканы.
Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. У него, разумеется, стакана не было.
Когда в вагон ввалились Банлон и Рафферти, с ними ворвалась струя такого холодного воздуха, что Марика поежилась и стала кутаться в шаль. С трудом подавив зевок, машинист сказал:
— Мы должны поспать, полковник, иначе просто свалимся.
— Сколько вам потребуется времени, чтобы восстановить силы?
— Не меньше четырех часов, сэр.
— Ну, хорошо. Вы прекрасно потрудились, Банлон. А вами, Рафферти, я просто горжусь. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы, Рафферти, на койку майора.
