Так случилось и в ту ночь, бессонную и какую-то слепую от темноты. Здесь со мной была не только мама, но и отец, лежавший теперь в больнице, и всё мое короткое счастливое детство. И Даша, и Павел, и Женя. О них тоже плакал, сам не зная почему. Впрочем, знал. Все мы несчастны на этом свете, горьки и одиноки, разбредаемся, вместо того, чтобы собраться вместе, протянуть руки, сказать друг другу добрые искренние слова и поддержать оступившегося. Мы, исключая, может быть, Павла, маловеры, а это даже хуже, чем атеизм. Атеист уже верующий, он верит, что Бога нет, отрицает его, но ищет. И рано или поздно находит. Он холоден, как сказано в Евангелии. Но может стать горячим. А маловер тепл, он входит в церковь, молится, а потом идет домой и всё забывает. Огонек гаснет, пока вновь не зажжет свечку перед образом. «О, если бы ты был холоден или горяч, но ты тепл!» Неужели и я такой? Лучше тогда совсем ни во что не верить, ни в Бога, ни в человечество.
Иногда меня и такие греховные мысли посещают, я их боюсь. Порою хочется уйти в другую жизнь, в буйную, в страшную, со всеми гибельными соблазнами, броситься в нее, как в омут и — сгореть, погибнуть. Зато три или пять лет полного безумия, вседозволенности. Кто знает, не встреться мне в свое время на пути Павел, может быть, я бы и решился на это. Безумие — оно так тянет, потому что ты уже не отвечаешь ни за что. Тут полная, абсолютная свобода. И таких сейчас на Руси снизу доверху. Горько сознавать, но это так. Народ в России до того уже отощал и отчаялся, что поневоле разум теряет, а молодежь и вовсе. Себя продать — пожалуйста, убить — нипочем, переменить веру — тем более. Даже поощряют за это, хвалу поют, лишь бы от Бога отвернулись. Здесь замысел, заговор. Не каких-нибудь конкретных людей, злоумышленников /а впрочем, и их тоже/, но вселенской антиидеи, которая отрицает Спасителя, потому что она не спасать призвана человеческую душу, но губить ее. Выкорчевывать поле для того, кто миром овладеет. Его поступь слышится. А в России-то последняя битва и состоится. Многое я передумал в ту ночь, а под утро всё же уснул и, как ни странно, спокойно и безмятежно.
Накануне приезда Павла /в день ссоры с сестрой/ я пришел к Даше на рынок, и там у меня произошла стычка с Рамзаном. Вышла даже не стычка, а какое-то недоразумение. Я стоял у ее лотка с фруктами и болтал о разном, она весело откликалась, но, вообще-то, я мешал работе и покупателям. Подошел Рамзан, сделал мне замечание. Это был высокий мужчина лет тридцати пяти. Кстати, довольно вежливый и обходительный. Никогда не скажешь, что он участвовал в первой чеченской войне, может быть, даже они где-то с Павлом и перестреливались. Хорошо одет, симпатичен, прекрасно говорит по-русски. Даша потом сказала мне, что у него чуть ли не два высших образования и большой опыт комсомольской работы.
