Царские врата | страница 32



— Что мне делать? — повторяла она: — Что делать? Скажи, Коля, ты умный, трезвый, не могу больше так жить, в этом чаду, всюду рожи, мерзкие противные рожи, одна Светка подруга…

— Светка твоя дрянь, — сказал я. — У нее притон.

— А у меня дома не притон? Ты же видел, знаешь. Хорошо Рамзан съехал, проходу не давал. Но он меня и на рынке достанет. Куда уйти, к кому? Повеситься хочется.

— Ты же сильная, что ты несешь? Пойдем в церковь.

— Не хочу.

Она вытерла слезы. Выпрямилась.

— Я тебя познакомлю с одним человеком, он, возможно, скоро приедет, подскажет, как жить в вере, в разуме, исключительный человек, подвижник, — я имел в виду Павла, говоря это, потому что сам не знал, как ей помочь и что для этого надо сделать.

— Не хочу, — повторила она. Упертая, как моя сестра.

— Как хочешь, а все равно познакомлю.

— Плюну ему в рожу, подвижнику этому, — грубо сказала она. — Я им никому не верю. Мамка, вон, повесила на стену фотку какого-то образины и молится на него. Дура!

— Тут другое. Татьяна Павловна просто сильно заблуждается, она в ересь впала, а в церкви — Бог истинный, Христос. Тебя только Павел из безверия вывести может, я не сумею. У меня сил мало. Я сам только на пороге стою. И не ругай маму свою, какая бы ни была.

— Ты еще про «колеса» мне скажи, чтобы не принимала.

— И скажу. Ведь втянешься — совсем пропадешь. Тут дороги нет, тут пропасть.

— Знаю. Но на меня другая беда надвигается, — серьезно сказала она. И посмотрела так пристально, с таким отчаянием, как никогда раньше. Я ей сразу поверил, а когда стал расспрашивать, она ушла в молчание. Так я от нее в тот вечер ничего и не добился.

Потом у меня всю ночь щемило сердце, я не спал, представлял ее в этом бардаке, в воплях, среди толкучки на рынке, на квартире у Светки, в чаду, истинно в аду, как метко выразился Заболотный. И как ее вытащить оттуда? Павел, только Павел, думал я. Но хорошо, что у нее нет ада в душе — вот что главное. Внешний ад еще не так гибелен, как внутренний, который ты взрастил сам. А ее душа чиста, я верил в это. Ведь она сама может принести в твою жизнь счастье. В жизнь любого хорошего человека. Это не мало. Не всякая женщина на то способна.

Иная и красивая, да злая, глупая. А Даша, как цветок, ею любоваться можно, она в счастье. Смеется как, радуется, когда на какое-то время забывает о доме, о рынке этом, об «аде». А потом опять в глазах тоска и жуткая безысходность. Что за беда на нее «надвигается»? Как бы сама не совершила чего с отчаяния. Она на грани, а грань переступить легко, один шаг. Сам знаю. Не по себе, не по своему опыту, мыслей таких у меня никогда не было. Но вот в нашей семье… Это была трагедия, о который мы почти никогда не говорили ни с отцом, ни с Женей. Табу, молчание. Никто не хотел теребить рану. Моя мама покончила с собой, когда мне было всего пять лет. Я тогда еще ничего не понимал. Мне сказали: уехала. И надолго. А она шагнула с балкона. И причин-то никто толком не выяснил. Но, видно, что-то накопилось, захлестнуло мертвой петлей. Терпение кончилось. Почему? Я очень хотел бы знать. Грань, один шаг, и всё. Когда я думаю о ней, мне всегда хочется плакать.