— Я знала, что вы были партизаном, — сказала Тереза, — мне говорили об этом, а потом я видела у вас партизанскую медаль. И все-таки...
— На другой день мы доложили обо всем командиру отряда, а тот, в свою очередь, через связного высшему командованию. — Имре положил сигарету в пепельницу. — В то время я работал на машиностроительном заводе «Ганз», он считался военным предприятием, мы имели броню, и меня не призвали в армию. На своем токарном станке я как раз вытачивал какую-то деталь для портального крана, поврежденного при бомбежке, когда незаметно ко мне подошел командир нашего отряда. «Ты еще не разучился говорить по-немецки?» — тихо спросил он. «Шутишь? — ответил я. — Это же мой второй родной язык!» — «Вот и мы подумали о том же», — добавил он. «А еще о чем?» — поинтересовался я, по правде сказать, несколько недовольный его чересчур таинственным видом. Но командир тут же улыбнулся: «О том, что из тебя получится прекрасный эсэсовский офицер! Я получил указание переодеть тебя в лейтенантский мундир и поставить задачу — добывать оружие и, главное, продовольствие для наших товарищей партизан».
— Извините, не понимаю, — несмело прервала его Тери. — Каким образом немецкий может быть вашим родным языком?
— Мои родители были немцами, или, если угодно, швабами. Еще при Марии-Терезии наших предков переселили сюда из Австрии. В сорок втором году, когда переписывали всех фольксдойчей, мой отец отказался от своей принадлежности к «высшей» расе и написал в анкете «мадьяр». Мой старик был закоренелым социал-демократом. Когда-то наша фамилия звучала иначе — Иннауэр, позже он превратил ее в венгерскую — Имре. Но в школу я ходил немецкую. Нас учили там литературному немецкому языку. Мой отец хотел, чтобы я выучил немецкий в совершенстве еще мальчиком. Так и получилось.
— И вы перерядились в эсэсовского офицера?
— Заставила необходимость. Мы не могли ждать оружия от господа бога. Товарищи подсказали мне, в какую казарму идти. Там размещались остатки немецких и венгерских частей. Роты, оставшиеся без командиров, и командиры без солдат, а также вооруженные банды нилашистов и прочий сброд. В казарме только и говорили о «секретном оружии» Гитлера, болтали об окончательной победе и об ударной армии СС, якобы идущей на выручку окруженному Будапешту. Хаос, неразбериха, а в душах — уныние. После того как я удостоверил свою личность с помощью документа убитого лейтенанта, моей персоной уже никто не интересовался.
