Вот и сейчас он жевал мясо и то и дело довольно улыбался. Именно такую улыбку он считал лучшей похвалой за вкусный обед. Жевал, старательно демонстрировал свое почтение женщине, которая мечтала оказаться тещей, и молча слушал очередную ненавязчивую проповедь.
– Второй год вместе живете. Стоит уже и о будущем подумать. Кто ж так живет, без росписи?
«Ты», – думал Голландец. Еще два года назад он попросил Галу собрать информацию о Соне и ее матери. Сделал это ненавязчиво, упомянув еще несколько имен. Кто только тогда какие имена не упоминал. КРИП искал в то время «Концерт» Вермера Делфтского, и фамилии людей, которых следовало «прощупать», сыпались градом. «Концерт» так и не был найден, а список проверенных лиц в пятьсот с лишним фамилий упокоился в отделе оперативного учета.
Муж Маргариты потерял кисть правой руки и лишился профессии. А поскольку основной заработок на заводе он имел не за выполнение госзаданий, а за изготовление неслыханной красоты левых заказов, из состоятельного мастера с репутацией Микеланджело бывший мастер превратился в инвалида второй группы с мизерной пенсией. Этого оказалось достаточно, чтобы Маргарита, поборница идеи проживания мужчины и женщины не во грехе, развелась с ним. И постепенно, как-то незаметно, выдавила из квартиры. Мужик жил сейчас у матери в Подмосковье и на токарном станке в сарае вырезал какие-никакие подсвечники, которые в выходные продавал на рынке. О нем Маргарита старалась не говорить, словно его никогда и не существовало. Зато как само собой разумеющееся познакомила Голландца со своим сожителем, подполковником на пенсии, ныне работником военкомата. Подполковник, отец двоих детей и верный муж, дважды в месяц убывал из семьи в командировку и после возвращения сначала сутки проводил в квартире Маргариты, а уже потом возвращался домой.
Окончание командировки подполковника странным образом всегда совпадало с приглашением на обед. И всякий раз Голландец сидел напротив лысеющего, ростом с верблюда, подполковника, слушал его глуповатые суждения о фильмах и концертах. Голландец никогда на них не бывал и молча ел. После обеда примерный семьянин уединялся с Голландцем на балконе, каждый раз предлагая сигареты. И каждый раз Голландец говорил одно и то же, что не курит, и потом в течение десяти минут был вынужден в качестве наказания вдыхать табачный перегар и выслушивать навязчивые советы пожениться. С каждым разом советы становились все настойчивее и настойчивее, а подполковник, глядя в виновато улыбающееся лицо Голландца, – все свирепее и свирепее. Если бы мерцающий муж знал, что именно он накручивает в Голландце и чего стоит на самом деле эта виноватая улыбка, он бы уже давно отказался от своих намерений. В том, что без Маргариты эти разговоры никогда бы не начались, Голландец не сомневался. Решив однажды быть терпеливым, он молча слушал и терпел военкома только по одной причине: он не хотел потерять Соню. Она была единственной свидетельницей того, что он существует на белом свете.
