С опозданием на много лет... | страница 18



* * *

…Встретились после долгой разлуки, а ведем себя так, как будто расстались вчера. Даже не пытаемся выяснить прошлые размолвки, а их накопилось столько. Столько нужно сказать друг другу, а мы все молчим. Кто прорвет первым этот заслон молчания?..

Оксана играла чайной ложкой, постукивая ей по ножке бокала. У нее полностью отсутствовал аппетит, чего нельзя было сказать об Насте. Она ела как заведенная, одна за всех. Взяв банку с кетчупом, она выдавила его в себе в тарелку, забрызгав все вокруг.

— Ты что, нарочно это делаешь? — закричала Оксана.

— Что я сделала? — запищала Настя. — Это — не я! Это — кетчуп!

— Это не кетчуп, а ты ешь так по-свински!

— Не по-свински, а по-свинячьи, — загундосила Настя.

Лавров положил вилку и засмеялся.

— Поощряй ее! Она только этого и ждет! — накинулась на него Оксана. — А кто будет стирать?

— Ты, — спокойно ответила Настя.

— Почему я? Если ты пачкаешь, то ты и стирай!

— Ты же моя мама…

— Ты считаешь, что мама только на то и нужна, чтобы убирать и стирать?

— Ага! Мамы для этого и нужны: стирать, убирать, да и поругать…

— Ты только послушай ее! Это — не ребенок, это…

— Какой-то кошмар! — продолжает Настя, подражая голосу и интонациям матери. — Я все твои фразки знаю. Тут ничего сложного.

— Я твои тоже, — обратилась она к Лаврову. — У нее словарный запас как у неандертальца: чел, лузер, гейм-овер, вкуснятка… Я в твои годы большим запасом слов владела. Я даже стихи писала…

— Стихи? О чем? — спросила Настя.

— О любви, — неохотно ответила Оксана.

— О любви? — засмеялась Настя. — К кому? К моему папе?

— Нет… не к папе.

— А к кому? — поморщилась Настя. — К другому дядьке?

— Как точно подмечено — к дядьке. Сегодня его другим словом и не назовешь, — усмехнулась Оксана, но заметив, что этим рассмешила Настю, крикнула. — Заткнись и ешь!

— Твой словарный запас, мамочка, тоже будь здоров: заткнись, иди играй, исчезни, испарись…


Оксана поглубже уселась в кресло-качалку на веранде и продолжила:

— …Летом была во Франции… в Эльзасе. Это винодельческий район. Мы путешествовали на машине. На каком-то отрезке пути мы потерялись и остановились у одного дома. Я вышла спросить, как выехать на трассу. Хозяин затащил нас к себе. У него виноградники. Нас посадили за стол. Угостили свежеиспеченным хлебом, сыром, дали попробовать вина. После такого гостеприимства пришлось купить у них с десяток бутылок. Дело не в этом… приятно было пообщаться… Он рассказал о своем бизнесе. У них виноградники уже несколько сотен лет и передаются от отца к сыну. Рецепт этого вина тоже передается из поколения в поколение. Они так гордятся своей фамилией, своим делом, своим вином… Мне было очень завидно. Они работают честно, не халтуря. Они не могут халтурить, так как это фамильное дело. Они уважают своих дедов, своих прадедов, которые все это начинали. Они не могут испоганить то, на что те потратили столько сил… У нас же ничего не передается по наследству, и мы ничем не гордимся. Наверное, поэтому мы и гоним лишь халтуру. Да и что мы можем передать по наследству? Наши долги? Наши грехи? Самое страшное, что мы не стыдимся этого. Для этих винодельцев трагедия: если был плохой год и вино не удалось, хоть это и не их вина. Мы же гоним халтуру везде, за что ни возьмись. Почему так? До революции в России бизнес тоже передавался по наследству. У нас тоже были корни, которые большевики обрубили в семнадцатом. У большевиков имелась идиотская теория — стереть все подчистую, а потом на пустом месте построить новое государство. Они так и сделали: все разрушили, а потом принялись строить государство на этой пустыне. И вот результат — оно стоит непрочно, потому, что держаться ему не на чем. Если у дерева обрубить корни, то оно не будет цвести. У дерева без корней и ветки будут чахлые, а вскоре оно и само зачахнет. Поэтому мы и живем — только бы с нас хватило, потому, что нам не нужно отвечать ни перед дедами, ни перед детьми. Живем как на постоялом дворе…