Кровь и грязь | страница 9



— Зайду, только попозже.

— Что там был за шум, не знаете? Мы слышали чьи-то крики, как нам показалось.

— Вам не показалось. — Она смахнула с бровей назойливые капли, не боясь, что собеседник примет их за слезы. — Привезли семью Кемпли…

— Так я и предполагал… А Тэрл где?

— Я дала ему снотворного и велела Струну никого к нему не пускать.

— Он плох?

— Не слышала, чтобы от таких ран умирали, но можно лишиться руки. Едва ли кому понравится подобный исход. Не ходи к нему пока, дай выспаться и прийти в себя.

Фейли понимающе кивнул и посмотрел вслед неторопливо удаляющейся целительнице.

Элета ощущала на себе его тяжелый взгляд до самого порога свой избы. Она не любила, когда на нее так смотрели, а хромой приятель Тэрла не нравился ей вовсе. В нем было нечто, напоминавшее ей стародавнее время, когда вот такие же, как он, сухие, безупречные и бесчувственные воины на лошадях за одну ночь прочесали весь Вайла’тун и без малейшего зазрения совести уничтожили всех лесных дикарей, что жили тогда разрозненными горстками среди вабонов в качестве пленников, а точнее, помощников по хозяйству. Шеважа не были вооружены и не могли оказать сопротивления. Многие из них, даже окажись у них в руках оружие, не подняли бы его против убийц, поскольку сжились с вабонами и сами не хотели возвращаться в Пограничье, однако приказ Ракли не оставлял выбора ни им, ни воинам, ни пытавшимся было возмущаться фолдитам. В числе остальных в тот страшный день погиб и безобидный слуга самой Элеты, ставший со временем ее учителем и тайным мужем. Она не могла даже оплакать его, не вызвав опасных подозрений со стороны людей Ракли, да и со стороны послушных любым приходившим из замка приказам односельчан.

С тех пор многое изменилось, фолдиты сделались не такими наивными, какими были раньше, чему в немалой степени способствовал тот же Тэрл с его горьким опытом службы в замке, однако это вовсе не означало, что кому-нибудь из них стоит довериться. Элета всегда жила одна и привыкла не испытывать потребности в общении, а тем более — в том, чтоб излить душу. Во всяком случае то, что от нее осталось…

Отворив скрипучую дверь, она зашла в темные, сырые сени и, прежде чем запереться на крючок, по привычке глянула сквозь щель назад. Крыльцо было пустым. За ней никто не наблюдал.

В единственном, кроме сеней, помещении было сумеречно. Свет хмурого дня неохотно проникал в маленькие окна. Только остававшийся без присмотра очаг посреди комнаты скупо дарил тепло и уют.