Элета поманила его к себе.
— Дай Тэрлу выспаться, — тихо сказала она, заглядывая в душу Струна своими прозрачно-голубыми глазами и разглаживая на груди по-девичьи тугую косу. — Пусть спит, сколько сможет: хоть до обеда, хоть до ужина.
— А как же похороны? Без аола ведь нельзя…
— Я дала ему отвар, который погружает в крепкий, живительный сон. Ты сам видел его рану, Струн. Она слишком серьезная, да и крови он потерял немало. Мне думается, что для всех нас лучше иметь аола спящего, чем аола мертвого. Семья Кемпли это поймет.
С чувством выполненного долга она откинула косу за спину и, расправив плечи, оставила Струна наедине с раненым. Здесь она тоже сделала что могла.
Нескончаемый ливень не смущал Элету. Точнее, он относился к тем вещам, которых она за свою долгую жизнь научилась просто не замечать. Равно как и поднявшийся промозглый ветер, прогнавший с улицы даже такого любителя приключений, как Таффи. Правда, мальчишка, скорее всего, где-то здесь, прячется и наблюдает. Не зря же сам аол призвал его к бдительности.
Отойдя от терема, Элета моментально промокла до нитки, несмотря на длинный кожаный плащ с капюшоном. Собственно, плащ, вероятно, промок еще накануне, когда ее оторвали от домашних забот и позвали спасать Тэрла. Лечение было тем искусством, за которое односельчане уважали и побаивались ее. Главным образом ей приходилось исцелять их обычные недуги, связанные с болезнями и старостью, которая, словно испугавшись трав и притираний, отступила от самой Элеты. Раны фолдиты получали значительно реже, разве что по оплошности, и она справлялась с ними со всеми, прикладывая соответствующие примочки, готовя отвары и мази и внушая необходимость целительного сна и покоя. Одним словом, делая то, чему научилась у своего давным-давно принявшего лютую смерть тайного мужа.
Элета обогнула плетень, окружавший терем, и заметила на крыльце соседней избы неподвижную фигуру одного из незваных гостей аола, хромого воина по имени Фейли. Тот тоже заметил одинокую путницу и приветствовал ее легким поклоном. Стоя под навесом, он как будто даже наслаждался ненастьем, жуя бодрящий корень хотома, ягодного куста, алые плоды которого делаются съедобными только с наступлением настоящих зимних холодов.
— Как ваш друг? — поинтересовалась целительница, вспоминая тщедушного старика, которого оставила еще вчера мирно спящим под бдительным оком двух сиделок.
— Полагаю, что лучше. — Фейли надкусил корень, поморщился и сплюнул. — Не хотите нас проведать?
