Изюм | страница 57
Партбилет остался.
Сергей Николаев, 70-е гг.
Указывают, и справедливо, на перекличку, или же тесное родство русской общественной мысли XIX-XX веков с раннехристианскими ожиданиями Второго Пришествия, с бессребреничеством, самопожертвованием и фанатизмом первых поколений, уверовавших в Сына Божия. Человек — раб, но он прежде всего раб Божий, и вот-вот будет призван, и не пролезть ему в игольное ушко со всеми своими кастрюльками, и теплыми сапогами, и детскими чистошерстяными костюмчиками на вырост, и кустиками рассады, и мотками провода, и сервантом, и старыми фотографиями, и закатанными в банки огурцами, и пятирожковыми люстрами, и коврами ручной работы, и плюшевыми медведями, и зажигалками «Ронсон», и микроволновой плитой. И действительно, там микроволновая плита вряд ли пригодится. Не надо денег, раздай имущество, не собирай себе сокровищ на земли, где воры подкопываются и крадут. Спать ложись в саване, радостно. «Ибо вы… и расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее» («Послание апостола Павла к Евреям»). «Горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришел суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают о ней (о блуднице-Вавилоне. — Т.Т.), потому что товаров их никто уже не покупает. Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. (…) Повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его; и голоса играющих на гуслях и поющих, и играющих на свирелях и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества…»
Повержен будет Вавилон, говорит Апокалипсис. А апостол Павел обещает «имущество лучшее и непреходящее». И не потому ли русский человек пьет рвотное, а русская литература, должным образом ужасаясь качеству и количеству выпитого, отказывается всерьез говорить о земном устройстве человеческой жизни, о быте, о пользе, о выгоде, о прибылях, о покупках, о радостях приобретательства и строительства, о муке, овцах и виссоне?
Русская литература чурается темы денег и в то же время не может отвести пристального взора от хрустящих бумажек. Бедность ужасна, бедность унизительна, — говорит русская литература. Но и богатство ужасно, богатство порочно; вид сытого, жующего, самодовольного владельца непереносим. Нищета — мать всех пороков. Но и деньги — всемирное зло, источник преступлений. И то и другое — верно. Так как же быть? Одним махом все уничтожить?