Вхожу и присаживаюсь на плетеный стул. Она садится на кровать, хрустнув корсетом. Видно, что она плакала.
— Знаешь, какая сегодня годовщина? — спрашивает она.
Отвечаю, задумавшись на секунду:
— Убийства Юлия Цезаря.
Она раздраженно машет рукой:
— Годовщина последнего письма Флисса ко мне.
Она оглядывается на его фотографию в рамочке — уменьшенную копию той, что еще остается в моем кабинете. Обычно она держит свою в ящике комода; помимо меня ее видели только Эмма Экштейн и — годы спустя после окончания «романа» — Марта. Глаза у него безвольные, контрастируют с прусской выправкой и мужественной черной бородой, но все это, как ни странно, образует некое единство.
Она поднимает лежащее на кровати письмо, и я узнаю почерк.
— Что я написала ему такого, что он решил порвать со мной? Может быть, я слишком долго тянула, когда он просил меня о… о некоторых вещах? Или слишком уж спешила ему угодить? Или он был возмущен бесстыдством моего воображения? Мужчинам разрешается иметь разные желания и позывы, а женщинам — нет. Что ты об этом скажешь, дорогой? Я подумала, может быть, вот это, — она берет копию своего собственного письма, — могло отвратить его от меня?
Она зачитывает мне несколько строк. Я заверяю ее, что в них нет ничего такого, что он мог бы неправильно истолковать, и что настоящими причинами были те, которые он сам и привел (главным образом, враждебные чувства ко мне).
О, если бы я тогда в моем кабинете, горько сетует она, позволил ей хоть одну встречу с ним лицом к лицу, хоть одно объятие, хоть один поцелуй с Флиссом! Она имеет в виду его последний приезд, незадолго да нашего «развода». Минна тогда ворвалась в кабинет под каким-то предлогом в расчете, что я выйду и оставлю их наедине хотя бы на несколько минут.
— Ты же знаешь, дорогая, что я не мог это позволить: в доме находилась его жена.
— Знаю, знаю! — Она глотает слезы. — Это было бы нехорошо. Но у него был такой грустный, такой потерянный вид…
В любви женщины куда благороднее мужчин. Какая преданность! Какая непреходящая любовь! Я хотел было сказать ей, что того Флисса, которого она любила, Флисса Златорунного, никогда не существовало, но это было бы слишком жестоко.
Так или иначе, но я совершенно забыл о рассказе Анны. И лишь десятилетие спустя, в 1934 году, что-то напомнило мне о нем, и я перечитал рассказ или какую-то его часть. Интересно, вспомню ли я его. Полезное упражнение, ведь память скоро откажет, и тогда прости-прощай «Гамлет», «Пунические войны», «Троянцы», «Росмерсхольм»
