– Если ты сейчас чувствуешь себя не настолько хорошо, чтобы ехать к своим друзьям, побудь у меня, пока твоя нога не перестанет болеть. Это недалеко отсюда, на Плаке. Конечно, там не Бог весть что.
Он покачал головой.
– Я не хотел бы себя чем бы то ни было связывать.
– Я тоже. Не надо было думать ничего такого.
– А я и не думал.
– Нет, думал. Словно я предлагала себя.
– Ты очень добра.
– Местные мужчины так навязчивы, а твое присутствие поможет держать их на расстоянии. – Она дотронулась до его руки. – Тебе случалось делать что-нибудь необычное в жизни? Согласись, довольно странно для людей, которые только что познакомились в самолете, вместе выходить и проводить время.
Коэн потянулся, пробуя наступить больной ногой.
– Трудно сказать.
– Будь молодцом! – Поправив воротник, она встала, держа в руке счет и деньги. – Поступай как хочешь.
* * *
Это была двухкомнатная квартира на четвертом этаже в обшарпанном доме на Плаке. Он облокотился на ржавые перила балкона. Ему были видны угол Эректиума и скаты крыши Парфенона.
– А как насчет того, что ты носишь в мешочке... – Подойдя к нему, она встала рядом: – Может, попробуем немножко?
– Гашиш?
– У тебя осталось еще что-то? Ты занимаешься контрабандой наркотиков?
Он пошел в комнату. Она стала снимать жакет. Он вновь обратил внимание на ее стройное гибкое тело, на ее полную грудь, которая обрисовалась сквозь блузку, когда она вешала жакет. Сев на кровать, он наскреб гашиша в трубку.
Садясь рядом, она нечаянно толкнула его, и он просыпал порошок себе на руки.
– Скорее! – Она подпрыгнула от нетерпения.
– Скорее не получится, когда ты прыгаешь рядом.
Она слегка подтолкнула его.
– Скорее же!
Он закурил трубку и передал ей. Она глубоко затянулась, ее нефритовые глаза расширились. Бриллиантовое сердечко на шее сверкнуло в солнечном лучике.
– О, я чувствую себя великолепной, – выдохнула она.
– Так оно и есть.
– Нет, нет. Я имела в виду только то, что мне становится прекрасно внутри.
– Я уверен, что...
– Да хватит тебе.
От узо и гашиша в голове шумело. Щемящая тоска не отступала. Комната качалась перед глазами. «Всех бы их перебил». Он закрыл лицо руками. Она встала и, пройдя через комнату, вышла на балкон. «Не надо ее впутывать». Он встал и медленно обошел кровать. «Надо поблагодарить и уйти. Она такая красивая. Не хорошенькая, а именно красивая. Господи, какие же у нее глаза! Просто жутко!»
Теплый воздух на балконе показался ему грязным и липким, как мутное масло. Стоит только набрать полные легкие этого воздуха и – смерть в Афинах.
