— Уведите, — бросил Огородников. — Потом зайдите ко мне.
Майор энергично кивнул белеющей головой, пропустил вперед Давыдова, шагнул за ним. В коридоре Давыдов остановился, закурил, коротким выдохом потушил спичку, спросил:
— Виталий Алексеевич, где Барабанов?
— Ушел на пенсию.
— А этот когда-нибудь работал в угрозыске?
— Не знаю, он приезжий.
— Дурак он.
— Это ты брось. У него высшее юридическое.
— Ну и чо? То ли с большим образованием нету самодурков? Вот вы спасательного поплавка не имеете, много нашего безалаберного брата попересажали, а кто на вас в обиде? Кто? Никто. Потому как вы сперва человек, потом уж работник угрозыска.
— Хватит базарить. Пошли.
— Подождите, накурюсь.
— Давай покороче.
— Ладно. — Давыдов сделал подряд две глубоких затяжки, продолжал: — Али когда и на кого Барабанов спускал кобеля? Никогда. А этот кричит: «Я начальник угрозыска!». Дурак, так и передайте. Я еще из колонии ему напишу.
Нуждин понимал: Давыдов в чем-то прав. Прав в том, что каждый человек, а тем более руководитель, какую бы должность он не занимал, должен перво-наперво быть человеком. Ведь из множества родов образования, каждое из которых важно само по себе, выше всех должно стоять образование нравственное, ибо только оно делает человека просто человеком.
— Я ему такое из колонии напишу...
— Хватит, кипяток, пошли! У нас в кабинете докуришь.
Давыдов раздавил на ладони недокуренную папиросу, засеменил по длинному коридору. Оставив его в кабинете с Погодиным, Нуждин возвратился к Огородникову.
— Садитесь, Виталий Алексеевич, — предложил Огородников, перебирая бумаги в черной папке. — Я сейчас.
Отыскав нужную бумагу и отложив ее в сторону, начальник угрозыска поглядел в крупное лицо майора, заговорил:
— Я, собственно, позвал вас ненадолго. Вы доложили, что у Давыдова обнаружено и изъято много вещей. Он же заявил, что изъятое сам отдал, уже после обыска. Что, плохо искали? Внесите ясность. — В голосе чувствовалось явное недовольство, овальное лицо окаменело.
Нуждин подробно рассказал, как все произошло.
— Выходит, Погодин чердак обыскал плохо? — хмуро спросил Огородников, глядя на запыленные носки ботинок Нуждина.
— Не совсем так, Валентин Андреевич. Он старался, но... не получилось... Не по халатности, по-моему. Просто недостаток опыта.
— Почему мне об этом не доложили? Полагалось?
— Виноват. Думаю, он сам крепко прочувствовал свою ошибку.
— Получится ли вообще из него настоящий работник уголовного розыска? — Огородников положил на пепельницу дымящую папиросу, зевнул.
