Так что вот оно как, дорогой мой юный подрастающий друг. Именно к тебе я хочу обратиться этими скорбными строками. И усвой раз и навсегда – любое дело, которое делать начал, ты уж закончи, пожалуйста, как надо!
Вот какая мораль, видите ли, получается.
Я вообще-то, если честно, не сторонник насилия. Никогда это дело не любил. Бывало, например, по улице иду, а там бьют кого-нибудь. Завлекательно так бьют, ногами, скажем. А я вот никогда не подойду, не присоединюсь к ним. Потому что я противник всего этого дела. Ни за какие коврижки не заставишь меня подойти. Нет уж! Не на того напали! В смысле – напали-то вы, ребятки, как раз на того, вот его и бейте. А я пойду своей дорогой. Потому что насилие мне неприятно. Неприятно, хоть режь меня.
Но иногда всё-таки – хоть я и противник насилия, о чём неоднократно заявлял, – иногда, знаете, такое увидишь – так и хочется в морду кому-нибудь треснуть. Чтобы юшка прямо потекла из неё, из морды то есть. Чтобы упал владелец этой морды на колени и в слезах простить его умолял. А я бы тогда его вообще убил, потому что, понимаете, накипело. А уж если у меня, у сторонника ненасильственной жизни, накипело – тут уж уходи. Вот до чего довести могут отдельные люди! Да и все остальные хороши.
Вот. Бывают, к сожалению, такие случаи. Когда и ангел бы, понимаешь, крылья бы отстегнул и, рукава белого халатика своего божественного засучив, первым бы в драку кинулся. Глядишь – а он уже кроткими устами своими ругается, как участник антисемитского митинга, на роже озверение написано, кулаки измазаны и глаз один заплывает. Не зря их в основном в профиль изображали, ангелов-то.
Так вот, о чём я? Ну да. Случай был такой. Точнее, прямо ряд случаев, и всё с одним человеком. Просто я даже говорить об этом спокойно не могу. Как сговорились все против него.
Он астроном был, этот человек. Константином его звали, а вот фамилия была посмешнее, не такая греческая, Казюлин. В детстве его, разумеется, Козявкой дразнили, причём не той, что с букашкой вместе в детских стишках, а той, что из носу ковыряют. И рос он какой-то такой странный. В очках ходил прямо со школы. В футбол во дворе не очень-то играл. Ну и вырос застенчивым таким юношей. И улыбался часто. Правда, улыбка эта его только, бывало, расцветала робко при виде, например, знакомого какого-нибудь с его же двора, но когда тот мимо проходил, барышню при этом за жаркую летнюю талию приобняв и Костю не заметив, усыхала улыбка Костина, и он как-то особо растерянно очками поблёскивал.
