— Новые, обкатку проходят, — не успел сказать я, как вдруг услышал радиоразговор капитана со встречным буксиром, толкавшим баржу с солью:
— Ты куда шлёпаешь? — спросили оттуда капитана.
— В Ахтубинск.
— Поворачивай назад, туда нельзя.
— Что за шутки, почему?
— Там чума.
— Какая чума? — удивлённо спросил капитан, одновременно глядя на меня вопросительным взглядом.
— Обыкновенная, запрещено причаливать и принимать грузы.
Я горячо начал убеждать капитана, что это недоразумение, что я там живу, и ничего подобного там нет.
— Хорошо, — решил он, — здесь уже недалеко, разберёмся.
Подплыв к лодочной станции, я пришвартовал своё судно, когда подошёл сторож и посоветовал:
— Покрепче привязывай, плавать не придётся.
— Что у вас тут случилось? — раздражённо спросил я.
— Холера.
— А на реке говорят — чума.
— Хрен редьки не слаще, — махнул рукой сторож и пошёл к берегу.
В родном городке внешне всё было спокойно, но непривычно безлюдно. Жители старались больше сидеть по домам и меньше встречаться друг с другом. Через день я уже жил с тем же беспокойством, и даже страхом, что и все страхом ожидания возможной страшной болезни. Как всегда официальные власти, боясь ответственности за дальнейшие события, действовали по принципу «чем меньше знают, тем лучше». Однако это приводило к обратному результату слухи росли с каждым днём, и чем дальше, тем они становились страшнее. Говорили, что всё началось с Астрахани, что там что-то копали и… выкопали, а теперь Это распространяется по области. Будто бы в Астрахани мор, что люди умирают прямо на улицах, а тела их собирают в кучи и сжигают. Что зараза уже появилась в посёлке на противоположном берегу, и все ходы и выходы из него перекрыты войсками. Началось жаркое лето, и любая госпитализация с дизентерией рассматривалась, как начало эпидемии. Слухи слухами, а кордоны стояли на железнодорожных вокзалах и речных пристанях. Выезд людей из запретной зоны был закрыт, письма на отправку не принимали, междугородняя связь для большинства населения отсутствовала. Тысячи и тысячи людей были изолированы от внешнего мира. Многие «пустились в бега», стремясь степью, пешком, в обход кордонов, вырваться за пределы области. Не имея опыта, страдая от жажды, теряя ориентировку в степи и выбившись из сил, они мечтали лишь об одном — выйти на железнодорожное полотно. Здесь их подбирали, почти без чувств, и отправляли обратно. В Волгограде, на вокзале, царило столпотворение — желающие вернуться к себе домой в Заволжье уже неделю томились здесь, раздираемые чувствами переживаний за судьбу своих родных и близких.
