— И это Крещатик? — настиг Машу вопрос.
Она забыла о спутнике.
Но, обнаружив Мира рядом с собой, увидела — даже он, влюбленный, забыл о ней, повстречавшись с ее Киевом, Киевом, Киевом!
— Да, это Крещатик, — представила главную улицу Маша, чувствуя, что ее безудержно улыбающиеся щеки вот-вот треснут от радости.
Мир смотрел на дома, оставленные им в ХХ1 веке минут пять назад.
Шесть зданий, поместившиеся между бывшим Бибиковским бульваром и бывшей Фундуклеевской улицей, были единственными старыми домами Крещатика нынешнего.
И единственными знакомцами встреченными им здесь — в 1894 или 5-том году.
Но и их было невозможно узнать!
№ 42, где, на углу Крещатика и Богдана Хмельницкого, проживал центральный гастроном, — только строился.
№ 44 — был неподобающе мал. Видно, впоследствии его перестраивали не раз.
№ 46 — был неподобающе нов.
За углом № 52 поднимался вверх Бибиковский — непривычно низкорослый, голый, пустой.
Машин спутник затравленно обернулся. С минуту, не веря, смотрел на немыслимо незнакомое пространство, где испокон веков (во всяком случае, так казалось ему) стоял огромный, квадратный Бессарабский рынок.
Рынок был.
Но совершенно не тот. Маленькие, грязноватые будочки, лоточки-«рундуки». Лавка с вывеской «Дешовая торговля».
— Невероятно! — громко прошептал Красавицкий. — Бессарабская площадь без Бессарабки!
— Она и не Бессарабская, она — Богдана Хмельницкого, — сказала Маша.
— А та, что была у нас Богдана Хмельницкого?
— Софиевская, как и сейчас.
Великий Город явно невзлюбил Богдана. Киев пинал его имя, как мяч. Легко забыл его ради звучного словца Бессарабка, рядом с которой, между шинками и грязноватыми магазинчиками, «отцы города», планировали поставить памятник «великому сыну».
Девять лет Город не мог наскрести денег на сей монумент….
Пять лет бронзовый Богдан вместе с коротконогим конем пролежал во дворе дома Присутственных мест — Киев не могли найти камень на постамент…
Впрочем, Маша и сама не особенно любила Богдана, — властителем ее души был «серебряный век».
И этот зарождающийся век был перед ней.
— Ладно, — с сожалением сказала она. — Некогда зевать. Мы уже упустили Анну и бонну. Лови Петуха.
— Какого петуха мне ловить? — не понял Мир.
— Извозчика, — пояснила Маша, — так их называли в Киеве — Петухами.
— Они что, все были пидорами?
— Не смей обижать мой Киев! — сверкнула глазами она.
Мое время. Мой Кiевъ, Kieff, Kiew, Kiev ... Мой ГОРОД!
Мир понял ее:
— Прости, — сказал он тихо. — Куда едем? — деловито.
