— Надеюсь, другие комнаты окажутся более, уютными. — Эмма боялась оскорбить мужа.
Барнаби рассмеялся и ласково потрепал жену за ухо.
— Я уже обещал тебе, что, если мне удастся нанять гувернантку, мы уже завтра сможем отправиться в Испанию.
— Последняя гувернантка сбежала, — напомнила ему Эмма; теперь это ее не удивляло. Вдруг над ними задрожал потолок: это дети затеяли наверху дикую игру. Мегги, кажется, бегала за Диной, которая жалобно всхлипывала, а властный голос Мегги разносился по всему дому:
— Трусиха-повариха! Трусиха-повариха!
— В кого это они такие неуемные? — добродушно спросила Эмма.
Барнаби усмехнулся:
— Боюсь, что в меня. Их мать… не криклива. Давай перенесем наши вещи наверх, а я попробую соорудить ужин. И я клянусь, что гувернантка, которую я найму завтра, будет не из тех, которые сбегают. Я позабочусь об этом.
Эмма безропотно последовала за ним. У нее замерзли ноги, и ей казалось, что в этом ледяном колодце они никогда не согреются. Проходя мимо Корта-прадеда, она потрепала его за мраморный высокомерный нос. Уж очень его высочество бросался в глаза при входе. Будь на то ее воля, Эмма распорядилась бы, чтобы носатого идола унесли на чердак.
Барнаби повел жену наверх, потом они шли по длинному коридору, в самом конце которого располагалась их комната. Он открыл дверь и зажег свет. Занавески на высоких окнах колыхались от сквозняка. В комнате господствовала кровать. Она стояла посередине выцветшего розового круглого ковра, массивная и громоздкая; ее четыре колонны красного дерева едва не доставали до потолка.
Конечно, в спальне была и другая мебель: старомодный резной туалетный столик, огромный гардероб, вышивка в рамке с перевранным дантовским девизом «Считай часы». Эмма отодвинула тяжелую бархатную занавеску и попыталась выглянуть наружу. Но ничего не увидела, кроме раскачивавшихся на ветру елей и прозрачных, как алмазы, дождевых капель на оконном стекле.
Барнаби поднес спичку к лежавшим в камине сырым поленьям, но они только задымили, заполнив комнату чадом. Он не удержался и выругался, а Эмма, задыхаясь и кашляя, рассмеялась. Иначе ей пришлось бы заплакать.
— Дорогой, все это восхитительно. У меня даже возникло желание написать историю о привидениях. Не могу понять, почему ты не попробуешь себя в этом жанре готического романа, имея столь таинственный отеческий дом. Но мне теперь, по крайней мере, понятно, почему во всех твоих романах происходят убийства. Не жене ли твоего прадеда Корта принадлежит зловещая вышивка «Считай часы»? Здесь этот заупокойный девиз как нельзя более кстати. Проснуться и обнаружить рядом с собой на подушке застывшее на века мраморное лицо. Дорогой, никогда, никогда не позволяй, чтобы твой бюст высекли из мрамора.
