— Ты немного расстроил миссис Фейтфул своим вторжением, Барнаби. Тебе следует объяснить… твоей жене, что поначалу она встретит весьма холодный прием.
И он величественно направился в холл.
Эмма впервые представила себя на месте Жозефины. Первая жена Барнаби, наверное, волновалась, не ведая, с каким семейством монстров породнилась. И ей тоже было первое время не по себе?
Но Жозефина произвела на свет Мегги и Дину, которые, несомненно, стали всеобщими любимицами. Эмме почему-то казалось, что Жозефину не так уж легко было прибрать к рукам. Но Эмма и сама была не трусливого десятка.
Она взяла Барнаби под руку и с нескрываемой иронией обратилась к мужу:
— Покажи мне дом, дорогой. Я уже вдоволь налюбовалась дверным проемом.
Барнаби рассмеялся, подхватил ее на руки и внес в дом. Потом, опустив на потертый ковер посреди холла, отвесил ей церемонный поклон. Эмма сделала реверанс.
— Ваше высочество, — начала было дурачиться она, но вдруг заметила, что Дадли, затаившись в дальнем темном углу, внимательно наблюдает за ней. Она уловила недовольное выражение его лица, прежде чем он исчез.
Немного освоившись, Эмма поймала себя на том, что она, как завороженная, стоит и смотрит в слепые глаза мраморного бюста. Эмма с любопытством разглядывала высокомерный нос и квадратный подбородок скульптуры, имевшей фамильное сходство с головой Барнаби.
— Наш прадед Корт, — представил мраморного предка Барнаби. — С другой стороны обычно помещается мой дед, но сейчас его сиятельство находится в чистке.
Теперь, когда рядом не было ни Дадли, ни детей, Эмма оглядела холл. Ее покоробило запустение, царившее здесь: облупившиеся стены, сырые потолки, облысевшие ковры, толстый слой пыли вокруг. Она прошла в гостиную; в огромном мраморном камине тлел огонь, но все равно в комнате было сыро и холодно.
Гостиная была обставлена разрозненной, случайной мебелью, доставшейся в наследство от нескольких поколений. Эмма приметила обитый потертой парчой диван в стиле ампир и стулья чиппендейл; но вот два больших кожаных кресла, стоявших у камина, вне всякого сомнения, были викторианскими. На стенах висели поврежденные сыростью старинные гравюры, изображавшие битвы и парады; дрезденские подсвечники на каминной доске были покрыты сажей; стаффордширские абажуры склонились набок и поблекли от наслоившейся на них за долгие годы пыли.
Эмма перевела взгляд с затухающего огня на мраморный нос прадеда, заносчиво торчавший у входа.
