— Сколько иларов за нее дадите? — перебил Мил невежливо.
— Двадцать, — не задумываясь ответил меняла. — Ну, двадцать пять, — поправился он, когда черная прядь у лица посетителя снова качнулась. — Двадцать девять… Больше тридцати не могу, хоть режьте!
— Это настоящая золотая дайлана. Она стоит пятьдесят пять иларов, — выговорил Мил негромко, склонив голову набок и открыто глядя на обиралу двумя глазами. — Я столько не прошу.
— Пятьдесят, — неожиданно охрипнув, выдавил Жароволь.
— Хорошо. И еще, будьте любезны, медный грош.
— А он-то зачем?
Мил не стал объяснять, а меняла поостерегся настаивать. Нажав потайную пружину, он выдвинул верхний ящик, выудил оттуда пятьдесят серебряных иларов, пересчитал их, выкладывая кучками по десять монет. Затем пошарил по другим ящикам и отыскал завалявшийся грош — гнутый, позеленевший. С сомнением посмотрел на него, на Мила.
— Вы уверены, господин Дружен?..
— Уверен, — Мил смел в кошель илары, бросил туда же грош — обережке на радость. Ей ни золота, ни серебра не надо — дай медный грош пожевать. Дня за три сгрызет без остатка. — Просветите меня, господин Жароволь, — он поднялся на ноги, показывая, что дела окончены, остался лишь праздный разговор. — Я слышал, будто в королевском дворце живет некий рокот. Что это за зверь?
— Не рокот, господин Дружен, а роккон. О рокконах вы слышали?
— Да, — отозвался Мил, роясь в памяти. — Слыхал какие-то сказки.
— Вот и я, кроме сказок, ничего не слыхал, — буркнул меняла, начиная запоздало раздражаться. Как ловко наглый юнец его облапошил! Заставил отдать пятьдесят иларов за дайлану! Да в придачу грош выклянчил, будь он неладен… — Позвольте, я вас провожу.
На улице Мил с удовольствием вдохнул ночной воздух, огляделся, прислушался слухом Разноглазых.
Холм с королевским дворцом высился черной массой — глухая чернота на фоне звездного неба.
Тот же узник по-прежнему тосковал, надеялся, что смерть не за горами.
«Где ты? — опять спросил его Мил. — Тебе можно помочь?»
На сей раз незнакомец не замкнулся в молчании, отозвался собственным вопросом: «Кто ты такой?».
«Мил Дружен из рода Дальнеречных, сын судьи Любомира Радушеня, — сообщил Мил с гордостью. И, подумав, добавил: — Разноглазый». Кому надо, тот поймет.
«Сын судьи?» — переспросил узник — как показалось Милу, с подозрением.,
«Отец был хорошо известен. Неподкупен и справедлив. Его приглашали решать споры и в соседние села, и в Богат-город, и даже…»
Узник недослушал: «Был?».
