Тетка Вера почему-то сразу захлюпала носом, всплакнув, прижалась губами к черной поверхности и, крестясь и переступая от волнения ногами на месте, зашептала: «Вот, Данюшка, гляди, грешники в аду – которые сковороды красные лижут, которые гвоздьем приколоченные на лопате в печь вносятся, которых бичами нещадно терзают. Ох, скрежет зубовный, боюсь я глядеть, знаю же, уготовано нам тут место, грешникам».
Ее детский страх даже как-то повеселил Хорька: «Да что ты, тетка Вера, тебе-то в рай лететь прямой дорогой...», но осекся.
Она вдруг взглянула строго, откуда и сила во взоре взялась:
– Как так в рай, голубь, в рай – праведникам дорога, а нам, грешным... ох, не говори ты лишка, неразумен, не говори, пойдем лучше чай ставить. Сереженька придет, его попою, да кипяточек ему нужен для дела, заболтались совсем. – С явным облегчением, что избежала запретной и страшной темы, она пошла сторонкой-сторонкой и спустилась в подклет, в крещальню, где были и газовая плита, и чайник, и обязательные сухарики-бараночки, конфетки-сахарок, и потвердевшие уже, с хрустящей корочкой, оставшиеся с утра просфоры.
Скоро закипел чайник, и сразу зазвонил звоночек в двери, и появился реставратор – молодой еще человек, в меру длинноволосый, с сумкой через плечо, в джинсах и шлепанцах по-летнему, слегка приволакивающий ногу, веселый, вмиг порушивший нагнанную теткой Верой жуть.
– Что, опять тряслась, тетя Вера? – спросил еще от двери.
– И не говори, Сереженька, мы с Данюшкой ужасов натерпелись, пока ее ворочали. В церкви-то пусто, я вся кожей гусячьей пошла.
– Ну, то ли еще будет, отмою сегодня, а она как заблестит!
– Ох, грехи, грехи-грешочки, не пойду смотреть, лучше уж тут помолюся.
Попили чаю, и Сергей засобирался наверх. Хорьку было интересно, и он, поборов робость, напросился: «Помочь чего не надо – поднести там или как?»
– Скучно тебе – пойдем, поставлю размывать, мне только на пользу.
Тетка Вера что-то сказала им напутственное, но ее уже не слушали – Сергей уверенно взбирался по крутой внутристенной лестнице наверх, в храм, на ходу посмеиваясь как бы про себя.
– Страшный суд ее пугает, вот темнота, погоди, не усидит, Сибирь глухая, выползет к полночи. И что сторожить, если страшно?
Они подошли к козлам. Сергей разложил на столе свои железячки-скальпелечки, зубоврачебные крючки, шпатели, ножички, ножнички, резко и быстро налил из бутылки в банку фиолетовый раствор, что-то к нему то ли добавил, то ли не добавлял, взболтал, поглядел на просвет.
