— А чего они хотят? — ужаснулся толстый коротышка, сын банкира из «Креди агриколь», веривший каждому моему слову.
— Понятия не имею. Что делать — ума не приложу.
Я расписался в беспомощности, чем почти заставил друзей поверить в трагизм ситуации, возбудил их воображение: каждый по-своему объяснял неожиданно обретший реальность киношный трюк.
— Выберут самый неожиданный момент и укокошат тебя, — высказался Оливье Плон.
— Ты преувеличиваешь, — сдержанно возразил я, в восторге от своей выдумки.
— Значит, они за тобой шпионят, — подытожил тощий верзила, которого мы прозвали Авереллом.[7]
— А куда же дели настоящую? — вскинулся Оливье Плон.
— Ликвидировали, — брякнул Аверелл (теперь он жандарм во Франш-Конте).
Я заверил его, что никто маму не убивал, ее где-то держат взаперти, чтобы в случае чего она могла прийти на помощь дублерше. Аверелл явно не поверил, но возражать пока не стал.
— А твой отец, он что, ничего не заметил?
Я повернулся к Ги де Блегору, наследнику похоронной конторы «Инар, Жилетта и Г. де Блегор». Он тоже был из аристократической семьи, но специфика семейного бизнеса ослабляла его позиции. Я провозглашал себя дворянином шпаги и мантии и не собирался уступать дворянину от катафалка. «Формалиновый» Блегор завидовал моей голубой крови и выступал главным скептиком.
— Конечно, заметил, он же не слепой! — фыркнул я. — Прекрасно понял, что это совсем другая женщина. А что прикажите ему делать? Мы решили притворяться, так у нас будет преимущество.
Оливье Плон задумчиво почесал затылок. Он принял за чистую монету мою байку о том, что мама — фаворитка короля Бельгии, предавался на ее счет фантазиям и теперь не знал, на что решиться — то ли горевать, то ли рискнуть и попытаться убедить самозванку в том, что у них были отношения.
Недавно он сам мне в этом признался, когда позвонил выразить соболезнования, прочтя некролог в «Нис-Матен».
— Полная фигня! — отрезал Ги де Блегор. — Живую женщину так запросто подменить невозможно.
— Да ты-то откуда знаешь? — вспылил верный Тозелли, жаждавший посрамить моих недругов.
— Он всю дорогу лапшу нам на уши вешает.
— Заткнись, дурак! Ясно же, она — не его мать!
— Кому ясно, а кому и нет.
— Если не верите, приходите и посмотрите на нее, — примирительным тоном сказал я, приглашая их застигнуть вражескую лазутчицу врасплох.
— Заметано, — поспешил согласиться Оливье Плон.
Отряд явился на разведку к полднику. Я редко приводил домой одноклассников — наш быт мало соответствовал моим выдумкам. Когда они с удивлением спрашивали, почему мы так небогато живем, почему мой отец ездит на «форде», а не на «роллс-ройсе», я отвечал: «из скромности», поскольку другого аргумента не находил.
