Попить чаю с горя, пока зашивают рану и вывозят.
Дежурная в вестибюле рыхлая, пожилая, важная. Смотрит на меня с сожалением. Известие о девочке сразу меня согнуло... Старик.
- Вам ключи Аня оставила...
Кабинет у меня большой. Проектировщики рассчитывали, что будет здесь сидеть директор крупного института по сердечной хирургии. Потом министр, Анатолий Ефимович, властной министерской волей (при моем искреннем, но вялом сопротивлении) заказал дорогую индивидуальную мебель. Два года ее делали во Львове, но так и не поставили всего. Стол, столик, "стенка", Искусственной кожей обиты две стены - все по высшим стандартам, а вот до стульев и дивана руки не дошли: остались разношерстные. Держу на примете старое свое кресло, маленький столик, шкаф - они стояли двадцать лет в прежнем кабинете. Соберу их потом где-нибудь в небольшой палате и буду консультировать или просто дремать, пока кто-нибудь не зайдет из вежливости.
Впрочем, это я притворяюсь. Если не смогу обеспечить операции, хотя бы как мои помощники, то уйду сразу и совсем. Но и это решение следует принимать всерьез: "Пути господни неисповедимы". Теперь, без бога, я бы высказался иначе: "Самоорганизация сложной системы непредсказуема". Детерминизм и неопределенность - важнейшие философские вопросы. Меня больше к первому клонит. От недостатка физического образования.
Примерно такие или подобные отрывочные мысли лениво скользили в сознании в интервалах между главным: что делать с больными.
- А что теперь делать? Ждать.
Это - уже вслух. У девочки - да, только ждать. У парня - еще многое может потребоваться. Что, если продолжится кровотечение? Торакотомию не перенесет. Форсировать пробуждение или по-старому держать на аппарате, учитывая тяжесть?
Все это могу решить только я, и никто другой. Потерял доверие ко всем. Позвонить домой.
- Лида, только что вышел из операционной. Неизвестно, когда приду. Позвоню. Плохо у меня.
До полуночи я сидел в палате около больных, главным образом около шофера. Витя Синельников привез его с приличным кровяным давлением, помалу моча капала в банку, только губы и ноги синие - спазм сосудов.
- Буди его, не давай спать. Если будет сознание - удалим трубку...
- У такого? Что вы, Николай Михайлович! Он же кикнет...
У Вити очень образный язык, но старая память моя не запоминает все его сентенции.
- Шофер, ты меня слышишь? Парень едва-едва кивает головой.
- Труба мешает?
Снова кивок. Еще несколько вопросов, и мы убеждаемся - он в сознании.
