Овалы покрылись «шубой» голубых искр, но уже значительно слабее, чем в первый раз.
Треск разряда был еле слышен.
Голова Михеева дёрнулась, глаза открылись, почти полностью заполненные белками.
— Норма, — сказал первый, снимая наушники. — Полная блокада.
— Забирайте.
В кабинет вбежали ещё двое парней в белых халатах, вкатили тележку, уложили Михеева и увезли.
— Куда вы его? — остановил Зворыкин уходящего последним блондина.
Тот посмотрел на Войновича.
— Пока в реанимакамеру, — сказал заместитель начальника Управления «Т», делая понятный жест — вали, мол. — Будем выводить из комы. Программу «эсэл» мы стёрли, выдержал бы гипоталамус.
— Хорошо, — кивнул Зворыкин.
Все вышли.
— Возьми своих «слухачей», проверь медцентр, — сказал Войнович. — На всякий случай. Потом просканируйте этого парня.
Вьюгин кивнул, повернулся к Зворыкину:
— Разрешите идти, товарищ генерал?
— Иди.
Начальник Центра изучения психофизических феноменов удалился вслед за бригадой медиков.
— Что с ним? — спросил Зворыкин, занимая своё место; он имел в виду Михеева.
— Сработала команда самоликвидации, — ответил Войнович. — Нынче всем забугорным агентам встраивают такие программы на случай провала. Попробуем нейтрализовать.
— Ты хотел мне рассказать, на кого он работает.
— Боюсь, ты не поверишь.
Зворыкин усмехнулся, помял лицо ладонью.
— Ты мне мозги не компостируй, Профессор. С одной стороны, я вообще разучился верить кому бы то ни было, с другой, готов поверить в самую разнузданную галиматью. Особенно после того, как мы получили тело Фурсенюка.
Он имел в виду вскрытие тела бывшего министра образования и науки, доставленного в лабораторию ФСБ.
— Тогда готовься услышать такую галиматью.
Войнович вытащил из нагрудного карманчика ещё одну флешку и протянул генералу.
Шехерезада оказалась отличной женой. Несмотря на занятость — она продолжала работать у Малахова секретаршей, — ей хватало времени и на то, чтобы приготовить Афанасию завтрак, обед и ужин, и сходить с ним в театр или в кино, и сделать рейд по продуктовым магазинам, и с нетерпением ждать его с работы, если он возвращался домой поздно.
Уже в который раз Афанасий просыпался по утрам — даже не с мыслью — с ощущением: насколько же ему повезло с этой женщиной, красивой, умной, терпеливой и любящей! Иногда закрадывались сомнения, не преувеличивает ли он? Нет, не преувеличивает! — решительно пресёк сомнения внутренний собеседник. Тогда, может быть, такое везение — к будущей беде? — робко пытался он рассуждать о причинах своего счастья. Настроение портилось на некоторое время, однако он справлялся с этим негативом, успешно отгоняя «неправильные» предчувствия, и, просыпаясь рядом с Шехерезадой (Шехой, как называл её отец), настраивал себя на то, что всё у них будет хорошо.
