Вера Глебовна растерянно глядела ему вслед, не зная, что и думать, но он очень быстро скрылся за поворотом. Неужели это был немец, подумала она. Да нет, откуда тут немец? Просто неприятный человек, которому захотелось сделать ей больно, а может, испугать. Мало ли на свете плохих людей. Она постояла еще немного, стараясь успокоиться, но лес стал давить на нее, стал страшен, и ей захотелось как можно быстрей выбраться из него, и она пошла по тропке, вглядываясь в даль в надежде увидеть просвет, но его все не было и не было. Идти быстро она могла только на спусках дороги, но за ними следовали подъемы, и довольно крутые, которые ей трудно было преодолевать, а лес все не кончался, и казалось, нет ему ни конца ни края.
Часов у Веры Глебовны не было, и она совсем не знала, сколько времени она идет. Примерно через километр тропка расширилась, перестала нырять из оврага в овраг, и даже стали попадаться небольшие прогалины. На одной из них она увидела лыжные следы, утоптанный снег. Видно, кто-то разворачивался здесь. Она остановилась, огляделась и вдруг увидела на сугробе начертанную, видно, лыжной палкой стрелку и надпись: "На Бородухино", а рядом инициалы "А. Т."! У нее захватило дух. Это Андрей, Андрей! Значит, он тут, ликовала она! Сразу куда-то пропала усталость, и ноги словно сами понесли ее. Она шла, задыхаясь от счастья, а вдоль тропы все время попадались стрелки с надписью "На Бородухино" и инициалы сына.
Когда перед нею открылось небо и первый дом Бородухина высунулся углом потемневших бревен, она остановилась. Надо было унять сердцебиение, вспомнить, что говорил мужчина, принесший письмо. Кажется, третий или четвертый дом, говорил он, на левой стороне деревни. Нет, четвертый и с голубыми наличниками окон…
Дальше шла она очень медленно. К горлу подкатывал ком и сбивал дыхание. Вера Глебовна боялась, что не выдержит этих последних шагов, осядет в снег, разрыдается и Андрей увидит ее такой, а она должна быть другой — спокойной и собранной. Идя по узенькой тропке, вытоптанной вдоль домов левой стороны деревни, она уже видела тот четвертый дом с голубыми наличниками и искала какой-то проход к нему, но не находила, а вся улица была покрыта глубоким снегом, по которому ей не пробраться. Поравнявшись с домом и глянув на окна, она поразилась нежилому его виду, да и вся деревня была безлюдна — ни местных жителей, ни военных. У нее упало сердце. Она рванулась в сугробы и проваливаясь почти по пояс, пробивая себе дорогу чуть ли не грудью, не то шла, не то ползла, барахтаясь в снегу, уже понимая, что опоздала. А позади нее, словно она истекала кровью, вился неровный, глубокий, а потому казавшийся почти черным след, проторенный ее телом.
