— Значит, пожалели врага? Я видел, как вы подошли к убитому немцу, наломали веток и прикрыли ему лицо.
— Вряд ли пожалела, но просто было больно смотреть на лицо этого обманутого мальчика.
— Почему обманутого? — холодно спросил военным.
— А разве он не обманутый?
— Он — враг! — резко бросил он.
— Вы не ответили мне. Вы — из Бородухина?
— Нет. А вы — туда?
— Да.
— Видно, что не местная. А откуда?
— Из Москвы.
— Из Москвы? — с интересом спросил военный. — Ну и как там матушка-столица поживает?
— Трудно, но поживает, — сказала Вера Глебовна, доставая табак.
— Возьмите папиросу, — он вынул портсигар и протянул ей.
Заметив, что она задержалась взглядом на портсигаре, небрежно кинул:
— Трофейный. И это трофей, — щелкнул он зажигалкой. — Я слыхал, осенью в Москве был большой "драп"?
— Драпа не было, но многие уехали.
— Зачем вам в Бородухино? — спросил он.
— Там стоит воинская часть. Я иду к сыну.
— Понимаю теперь, почему вы закрыли лицо немцу, — усмехнулся военный.Представили, что и ваш сын будет так же где-то лежать…
Вера Глебовна отшатнулась.
— Зачем вы так? Это жестоко.
— Война жестока, гражданка… А немецкая армия еще очень сильна.
— Если моего сына убьют, он будет лежать на своей земле, а тот немецкий мальчик…
— Не жалейте этого юношу, — перебил мужчина. — Он ведь лежит победителем, в ста верстах от столицы противника.
— Как-то странно вы говорите, — пристально взглянула на него Вера Глебовна. — Он же убит, этот победитель.
— Да, убит, — пожал плечами мужчина, — но, хочется нам этого или нет, он под Москвой… — Он немного помолчал. — Давайте присядем. Мне интересно, что же в Москве?
— Я тороплюсь.
— Что думают и говорят москвичи? — уточнил он вопрос требовательным тоном.
— Они думают, что поражение немцев под Москвой — начало конца.
— Ого, не рановато ли так думать? Немцы пока очень сильны.
— Вы что-то часто это говорите, — заметила Вера Глебовна.
— Разве? Нельзя недооценивать врага… Хотите еще папиросу?
— Нет, спасибо. Я должна идти, — она сделала шаг.
— Погодите. А вы тоже так думаете?
— Да, — взглянула она прямо ему в глаза.
Мужчина как-то передернулся, губы скривила усмешка, и он процедил:
— Странный народ русские… — А потом резко, командным тоном бросил: Идите. Только запомните: тот немецкий юноша все же победитель…
Он задрал голову и смотрел на Веру Глебовну, презрительно сощурив глаза, и в последних его словах сквозило чувство такого превосходства, что ее обдал страх, которого она не сумела скрыть. Заметив это, он усмехнулся еще раз и, круто повернувшись и сильно оттолкнувшись палками, поехал обратно, в сторону Малоярославца.
