— Мне так хорошо у вас…
И только она это сказала, как подошел кто-то к вагону, заглянул через приоткрытую дверь и крикнул:
— Командира санвзвода к начальнику эшелона!
Военврач застегнул шинель, поправил ремни и выскочил из вагона. Вера Глебовна почувствовала, что вызвали его из-за нее, сжалась и подвинулась к печке, стараясь вобрать в себя тепло, идущее от нее, перед тем как выйти опять на мороз и пронизывающий насквозь ветер.
Военврач вернулся не один. Тот, с кем он пришел, резко отодвинул дверь вагона и уставился на Веру Глебовну. Она тоже смотрела на него, и, видно, было в ее глазах такое, что тот отвернул взгляд и пробормотал:
— Простите, гражданка, военврач не имеет права взять вас в эшелон. Простите, но вам надо выйти.
— У меня сын в Малоярославце… — сказала она.
— Я знаю. Но, увы, не могу ничем помочь. Не положено, — отрезал тот.
— Товарищ майор, — сказал молодой лейтенант, — она же мать военнослужащего. Может, как исключение? У нас пустой вагон…
— Товарищ майор, мы все просим, — выступил один из бойцов. — Понимать же надо… К сынку едет, а ему-то на фронт…
— Отставить разговоры, — нерезко сказал майор. — Я понимаю ваши чувства, товарищи, но мы не можем нарушить инструкции. Не можем, — добавил он тихо и отошел от вагона.
— Очень сожалею… — смущенно сказал военврач.
— Какая падла сообщила?! — в сердцах бросил боец, вступившийся за Веру Глебовну.
— Нашлись благодетели, — проворчал молодой лейтенант.
— Что же делать? — поднялась она. — Благодарю вас всех, что хотели мне помочь… И желаю всем вам… живыми и с победой.
— Посидите еще, — предложил врач. — Не согрелись еще.
— Нет, согрелась. Спасибо.
— Я провожу вас, — военврач помог ей вылезти из вагона и пошел вместе с ней.
— Вы, наверное, только из института? — спросила Вера Глебовна.
— Да… Очень боюсь, совсем нет опыта, умения… Вы извините, что не удалось вам помочь. Вы видели…
— Что вы! Обогрели меня… Ну, желаю вам счастья, доктор, и… возвращения.
— А вам — увидеть сына.
Они остановились… Вере Глебовне захотелось поцеловать этого милого, хорошего доктора, но она постеснялась и только крепко пожала ему руку.
Она шла между стоящими эшелонами, как по длинному, нескончаемому коридору, и уже не спрашивала никого, куда они едут, потому что поняла, что никто ее в эшелон не возьмет и надо поскорее выбраться к вокзалу, там немного передохнуть и ехать домой. Рюкзак, вроде бы совсем пустой, сейчас тянул плечи, и она усмехнулась своим словам, что пойдет в Малоярославец по шпалам, которые сказала Батушину, — ей не пройти и десятка километров.
