Этот вопрос был совершенно не в ее духе. Теперь мне непонятно, отчего я тогда же не попытался выяснить все до конца. Кому, как не ей, знать мои привычки! Но, думаю, она уже тогда все решила. Думаю, она говорила одно, а на уме у нее было другое.
— Конечно, я проведу сегодняшний вечер у себя в комнате, — повторил я, возможно, слегка нетерпеливо. Она ничего больше не сказала, и я тоже. Я допил кофе и откашлялся.
Она подняла глаза и на мгновение встретилась со мной взглядом. Потом кивнула, словно мы на чем-то сошлись (но ничего подобного, конечно, не было). Встала и начала убирать со стола.
У меня возникло такое чувство, будто ужин кончился на неудовлетворительной ноте. Не хватало чего-то еще — может быть, нескольких слов, — чтобы закруглить разговор и снова вернуть жизнь в нормальное русло.
— Туман сгущается, — сказал я.
— Правда? Я не заметила, — сказала она.
Она протерла кухонным полотенцем окошко над раковиной и выглянула наружу. С минуту она ничего не говорила. Потом сказала — снова загадочно, или так мне кажется теперь:
— Ты прав. Да, там ничего не видно. Сплошная мгла.
Вот и все, что она сказала. Потом опустила глаза и принялась мыть посуду.
Я еще немного посидел за столом, а затем сказал:
— Пожалуй, пойду к себе.
Она вынула руки из воды и положила на раковину. Я думал, она скажет пару слов, чтобы приободрить меня перед продолжением моей работы, но нет. Она молчала как рыба. Словно ждала, когда я покину кухню, чтобы оставить ее наедине с ее мыслями.
Помните — когда под дверь подсунули письмо, я работал. Я прочел достаточно, чтобы поставить под сомнение почерк и задаться вопросом, как жена могла хлопотать где-то по дому и одновременно с этим писать мне письмо. Прежде чем продолжить чтение, я встал, подошел к двери, отпер ее и выглянул в коридор.
В этой части дома было темно. Но, осторожно высунув голову, я увидел свет, падающий из гостиной в другом конце коридора. Как обычно, тихо играло радио. Почему я медлил? Если не считать тумана, нынешний вечер был очень похож на все остальные, проведенные нами в этом доме. Но сегодня здесь словно происходило что-то еще. В этот миг я обнаружил, что боюсь — боюсь, вы можете мне поверить, в собственном доме! — пройти по коридору и самолично убедиться, что все в порядке. Или, если что-нибудь не в порядке, если моя жена и вправду испытывала — как бы это сказать? — трудности какого-то рода, не лучше ли было попытаться принять меры прежде, чем дело зайдет слишком далеко, и не тратить время на это дурацкое занятие — читать ее слова, написанные чужим почерком?
