От вас не требовали, чтобы вы поспели на первый грузовик; можно было пропустить и последний, и никто бы особенно не обеспокоился. Но эти неписаные правила поведения уже не интересовали Пола Колби; вполне вероятно, что из всех солдат в Европе он был единственным, кто провел три дня в Париже, так и не переспав с женщиной. И теперь он понял, окончательно и бесповоротно, что его невезение по этой части нельзя списывать ни на застенчивость, ни на неуклюжесть, — это был страх. Нет, хуже — это была трусость.
— Как же ты не получил моих сообщений? — спросил его на следующий день в палатке Джордж Мюллер. По его словам, он оставил Колби три записки на доске объявлений в «Красном Кресте» — первую утром после того, как они расстались, и еще две позже.
— Если честно, я даже доски объявлений там не заметил.
— Господи боже, да она висела прямо в холле, у конторки, — сказал Мюллер с уязвленным видом. — Не понимаю, как ты мог проглядеть.
И Колби пояснил, презирая себя и отворачивая глаза, что он провел в клубе Красного Креста не так уж много времени.
Меньше чем через неделю Пола Колби вызвали в канцелярию. Там ему сообщили, что документы на увольнительную по семейным обстоятельствам готовы. А еще буквально через пару дней он, стремительно доставленный в Лондон, уже регистрировался в гулком холле клуба Красного Креста, который был почти точной копией парижского.
Он долго стоял под душем и одевался в новую, абсолютно чистую форму — все медлил и медлил; потом, цепляя дрожащим пальцем неудобный диск британского платного телефона, набрал номер матери.
— Ах, дорогой мой, — раздался в трубке ее голос. — Это и правда ты? Как странно…
Они договорились, что он придет в этот же день, «на чай», и он поехал к ней в пригород на лязгающей электричке.
— Ах, как я рада! — сказала она, встретив его на пороге опрятного коттеджа, который делила пополам с соседями. — А как идет тебе эта чудесная американская форма! Ох, дорогой, дорогой… — Она прижалась виском к его нашивкам и Значку боевого пехотинца, и, кажется, прослезилась — а может, и нет. Он ответил, что тоже очень рад ее видеть, и они вместе направились в маленькую гостиную.
— Ну вот, — сказала она, по-видимому, осушив слезы. — Чем же мне развлечь непобедимого американского героя в таком жалком домишке?
Но вскоре они уже чувствовали себя вполне уютно — по крайней мере, насколько можно было надеяться, — сидя друг напротив друга в мягких креслах и глядя на газовый камин с керамическими трубочками, которые шипели, потрескивали и переливались синим и оранжевым. Она сказала, что скоро придет ее муж с шестилетним сыном — мальчик «просто жаждет» познакомиться с Полом.
