— Эти шедевры стоят целую кучу денег, знаешь ли.
— Это теперь. А в те времена их авторы были просто голодающими художниками, которым были нужны деньги на квартиру и еду, а мне так понравились их работы, что я их кормила.
Я постучал по самой маленькой из трех рам.
— Последнее творение этого парня ушло за сотню гиней.
— Ого. — Она подала мне имбирную водку в высоком бокале.
— Почему бы тебе не продать их?
Бернис очень просто ответила:
— Мне они нравятся.
Она подошла к проигрывателю, нажала кнопку, затем присела, забросив одну прелестную ногу на другую.
— Ты хотел о чем-то спросить меня, Морган.
Я сел на стул напротив этой маленькой странной блондинки и стал потягивать напиток.
— Что ты обо мне знаешь?
— Только то, что пишут в газетах. — Ее глаза сверкнули над кромкой бокала. — Я знаю, что они не нашли остаток тех денег, которые ты... присвоил.
— Почему бы тебе не сказать «украл»?
— Потому что это были государственные деньги. Черт побери, они и так забирают достаточно через налоги, чтобы потом просадить, убивая несчастных в каком-нибудь таком месте, о котором мы и не слыхали. И все для того, чтобы остальным людям было легче нас ненавидеть. Так что я чертовски рада, что для разнообразия в этот раз надули их. Держу пари, они просто сошли с ума от злости.
— Они были в ярости.
— Ты собираешься их вернуть?
— А я должен?
Бернис захихикала, как ребячливый заговорщик, и скорчила свирепую мину:
— Не сейчас. Если эти деньги так уж трудно потратить, то заставь их сначала немного помучиться, а потом можно и вернуть в какой-нибудь старой коробке из-под пива или что-нибудь в этом роде. Можешь представить себе их физиономии? Может, они подумают, что это бомба, и зальют все маслом и сами все испортят.
Я сделал большой глоток.
— Ты сумасшедшая.
— Этот мир тоже сумасшедший. По крайней мере, ты развлечешься.
— А ты?
На мгновение выражение ее глаз смягчилось.
— Скажем так: я люблю людей.
— Значит, ты лучше, чем я, детка. Я не могу быть таким благородным.
Ее губы едва заметно, сочувственно дрогнули.
— Мы о чем-то говорили, Морган.
Я откинулся на стуле, поигрывая бокалом.
— Ты знала Гормана Ярда, ведь так?
— Да.
— И что ты думаешь о нем?
Она посмотрела на меня в упор:
— Раз тебе не нужны факты, значит, ты уже кое-что знаешь о нем.
Я кивнул.
— Он свинья, — сказала Бернис. — А я не люблю свиней.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы у него был выбор быть милым или отвратительным, то он стал бы невыносимо отвратительным.
— Это основано на твоих личных впечатлениях?
