Я вопросительно посмотрел на него, пытаясь понять, правильно ли я расшифровал его намек, и Самаэль еле заметно кивнул.
* * *
На просмотр пухлого архива Айрин у меня ушло около четырех часов. Далеко не все в нем было для меня покрыто мраком. Я лишь заполнил в своей памяти те пробелы о ее жизни, когда ей так хорошо удавалось от меня скрываться, что я не мог ничего узнать о ее перемещениях.
Полностью воссоздав для себя всю картину ее жизни до настоящего момента, я в недоумении почесал затылок. Не было в ее поступках особого беспредела, по крайней мере за последние семь веков. Если ей вменяли в вину убитых ею девушек и то, что она вернула к жизни сожженных, почему Тайную Печать на ее архив наложили только теперь?
Что-то здесь было не так. Насколько я помнил законы принятые для всех бессмертных Советом Концессий, Тайная Печать налагалась на архив того, кто без согласования с высшей властью, за короткий период, отнимет жизнь более чем у двадцати смертных. Исключением была самозащита.
Но моя жена, пытаясь вернуть Донну к жизни, убила десять девушек, теперь я знал точную цифру! Впервые в жизни я серьезно усомнился в правильности приговора Зи Пи. В архиве Айрин нет веских причин для уничтожения, и тем не менее, ее хотят уничтожить. В чем же настоящая причина приговора? Почему мой босс, так же как и я, не согласен с решением о ликвидации?
Я обязан был во всем этом разобраться. Пусть брачные узы больше не скрепляют нас из-за давности нашей разлуки, мы все еще остаемся родными людьми. Когда-то у нас была семья, мы были счастливы вместе, вместе растили дочь, вместе пережили боль утраты, а это согласитесь, сильно роднит. И если быть честным с самим собой, я все еще любил жену, мою красивую, запутавшуюся девочку, а это значит: я должен найти ее и снова спрятать так, чтобы никто, ни живой, ни мертвый не смог причинить ей вред. Пусть это будет самая большая и последняя глупость в моей жизни, я сделаю это.
Ночь Лиады.
Из отпущенных мне двадцати четырех часов, я потратил уже четыре. Спать не хотелось, хотя решение я уже принял, и можно было расслабиться, забывшись сном. За окном плескался океан. Серп молодого месяца причудливо подсвечивал волны, и волны эти походили на волосы Лиады. Тогда мне не показалось странным, почему я вспомнил о златовласой красотке впервые, за много веков. Я так ни разу и не позвал ее мысленно, чтобы воспользоваться обещанной мне ночью любви. Жива ли она, моя Лиада, моя голубоглазая богиня?
