Стихотворения | страница 11
голубую глину.
Я о мачтовой сосне
говорю ему.
В предвечерней тишине,
выйдя на равнину,
я увидел, как во сне,
горный кряж в дыму.
Переходят речку вброд
пастухи и козы.
Лесоруб домой идет,
лесоруб спешит.
Оплетают небосвод
бронзовые лозы.
После песен и забот
Закарпатье спит.
Только я один не сплю —
путь держу на Севлюш.
До чего же я люблю
по ночам брести!
До чего же я люблю
под ногами землю!
А над головой люблю
звездные пути!
1947
ВСЕ В КАРПАТАХ МЕНЯЕТСЯ К ЛУЧШЕМУ…
Все в Карпатах меняется к лучшему,—
посмотри,
как по горному, по сыпучему
вверх по склону идут трудари,
валят наземь дубы могучие,
будто косят траву косари.
Все в Карпатах меняется к лучшему,—
посмотри,
как под яминами и кручами,
у гранитной горы внутри,
врубмашина завода Кирова
соль грызет.
Столько соли за смену вырыла,
что и поезд не увезет!
Все в Карпатах меняется к лучшему,—
посмотри:
самолеты висят над тучами
в золотистых лучах зари.
Привезли они почту Рахову —
два мешка.
Их воздушной волной потряхивает
над горами исподтишка.
Все в Карпатах меняется к лучшему,—
отвори
двери в школу, где дети учатся,
с детворою поговори:
— Батько кто у тебя?
— По Латорице
гонит лес!
— Мой уехал туда, где строится
Днепрогэс.
Так в Карпатах ладится, спорится
мир чудес.
В графских замках теперь санатории
плотогонов и горняков.
Так меняется ход истории
по законам большевиков.
Все в Карпатах меняется к лучшему
навсегда!
Мы отмаялись, мы отмучились,
стали жизни своей господа!
1946–1947
ЭПИЛОГ
Я прошел не очень много
и не очень мало:
от привала до привада,
от границы до границы,
от криницы до криницы,
от села и до села.
И была моя дорога
и трудна и весела.
Что скрывать:
бывало грустно
и тревожно одному.
В древней крепости у Хуста,
в низких тучах, как в дыму,
я решил: пора домой,
пошатался по дорогам;
я решил: окончен мой
путь по каменным отрогам.
Но меня окликнул вдруг
фольклорист из МГУ:
— Поломалась бричка, друг!
Помоги!
— Что ж, помогу…
Колесо, разбрызгав деготь,
в пыль свалилось па шоссе.
Я бы мог его не трогать,
и поймут меня не все:
я забыл о дальнем доме,
позабыл обратный путь.
Бричка в цокоте и громе
понесла под облака.
Мы лежали на соломе,
захмелевшие чуть-чуть.
Кони встали на подъеме,
как меха раздув бока.
И клубился пар горячий,
будто горн у них внутри.
Только утро звезды спрячет
и почистит медь зари,
фольклорист очки снимает,
умывается росой.
Все на свете понимает
фольклорист из МГУ —
хворост с грохотом ломает,
ходит по лесу босой
и записывает песни
на некошеном лугу.
Песни те, что записали
на некошеной траве,
грянут в лекционном зале