Тем же, кому не удавалось справляться с трудностями, приходилось смиряться. Те, кто выше всего на свете ценили свою упрямую независимость, формировали национальный характер.
Билл Кьюз не пытался обманывать сам себя. Он знал, что ему минуло семьдесят лет. Он понимал, что времени у него осталось немного. Поэтому он и работал не покладая рук. Он воевал с опадающими листками календаря. Он старался опередить бег времени и не испытывал ни малейших сомнений, что ему удастся это сделать. Он просто не допускал и мыслей о неудаче.
Единственное, что волновало Билла и окрашивало горечью его дни, было то, что национальная служба парков сменила традиционное название «Панорама Кьюза» на «Салтонскую панораму».
Он первым обосновался тут. Он открыл эту часть пустыни до того, как горожане вообще узнали о ее существовании. Он дал свое имя этим просторам, и картографы помещали его на картах. А теперь государство решило лишить его права и назвало эти места «Салтонской панорамой».
Биллу это не нравилось.
Но огорчение не повлияло на образ его жизни. Он неустанно занимался своими делами, неутомимостью напоминая белку на дереве. Вы можете говорить о Билле Кьюзе все что хотите и, учитывая официальное отношение к нему, Билла можно воспринимать с разных точек зрения, но одно не подлежало сомнению: Билл Кьюз был настоящий человек на своем месте.
К тому времени дела шли к нам густым потоком. Суд Последней Надежды начал привлекать внимание в масштабах всей страны.
Я уже говорил, что журнал предполагал создать для себя группы профессионалов, которые не нуждались в личной популярности. Из этого не вытекает, что работа, которую мы делали, тоже не нуждалась в популярности, что мы не стремились к ней и не хотели ее обрести.
В сущности, идея, на которой строился Суд Последней Надежды, заключалась в том, что никто из выборных лиц, начиная от губернатора и до самого низа, не может оставаться равнодушным к силе общественного мнения и что единственное влияние, которое журнал может пускать в ход, — это обоснованное общественное мнение, и стараниями журнала оно превращается в действенную силу. Ее и представлял Суд Последней Надежды.
Теоретически он, конечно, должен был стать спасением для всех неправильно осужденных, но для человека без средств, попавшего под жернова власти, спасение это носило, главным образом, теоретический характер.
Кто может взять на себя заботу определить, действительно ли человек неправильно осужден?
