Филантропический порыв Билла Джилберта, жертвовавшего и свое время и свою энергию, показался мне тогда достаточно необычным. И только потом, познакомившись с деятельностью тюремных священников, я понял, что это обычный эпизод в их жизни.
Целую книгу можно — и нужно — написать о деятельности этих людей. Они приносят в жертву свое время, свои средства, покрывают на своих машинах сотни миль, стараясь делать все, что в их силах, для духовного и материального благополучия заключенных, многие из которых бесстыдно злоупотребляют такой преданностью своему призванию.
Лучших из тюремных священников никогда не заботит, что сделал данный человек. Они прилагают все усилия, чтобы понять, как они могут помочь этому человеку подготовиться к будущей жизни. Они знают, что в большинстве случаев им приходится резать по гнилому дереву, но тем не менее не оставляют своих трудов, надеясь, что рано или поздно труха умственных и душевных пороков спадет с человека и они доберутся до его подлинной сущности, которую им и предстоит укреплять.
И им на удивление часто удавалось добиваться своего.
В то время я не имел представления о заключенных, которые были изолированы от общества стеной из стали и бетона. Я понятия не имел, что они ограничены в переписке, что могут получать и посылать письма только некоторым корреспондентам.
Когда я в качестве практикующего адвоката посылал письма заключенным, они доходили до адресатов и я получал ответы. Но как только я расстался с адвокатурой, переписываться удавалось только в порядке исключения. Если заключенные могут свободно переписываться со своим адвокатом, то, как правило, им не разрешено поддерживать связь с представителями прессы, а их личная переписка строго ограничена.
Так как я оставил активную практику на ниве закона, моя переписка с заключенными тоже в определенной мере ограничивалась, хотя во многих инстанциях сомнения на мой счет решались в мою пользу и корреспонденция проходила, но как только я пытался что-то выяснить непосредственно по делу, которым я тогда занимался, то неизменно получал вежливый отказ в переписке.
В конце концов общение с этими инстанциями вызвало у меня гнев, и я решил, что если мы будем вести расследование от имени «Аргоси», то пойдем на страшный скандал, если нам не будет разрешено разговаривать с заключенными.
Это я и поведал Биллу Джилберту и сказал ему, что вылетаю в Валла-Валла поговорить с Богги. Я попросил Джилберта объяснить ситуацию начальнику тюрьмы и сказать ему, что не хотел бы по приезде натыкаться на запрет.
