Обычно тактичные и дружески настроенные офицеры и старшины становились невыдержанными и раздражительными. Шутки, которые до этого сглаживали острые ситуации, возникавшие на борту, совсем исчезли из обихода. Внутренность лодки уже не оглашал смех с тех пор, как все усилия людей были направлены на преодоление ежеминутных трудностей и крайнего дискомфорта. Даже вечно жизнерадостный и веселый Мор стал молчаливым, и его жизнерадостность была окончательно раздавлена жестоким штормом, превратившим лодку в стальное чистилище. И лишь командир сплачивал людей своей выдержкой и железной самодисциплиной. Казалось, он рассматривал беспощадное буйство океана всего лишь как досадное недоразумение, не более того.
Он стойко выполнял свои обязанности как внутри лодки, так и на мостике, четко и компетентно, и побуждал всех остальных поступать так же. Его исключительно спокойное поведение служило постоянным примером для всего экипажа, а несгибаемый моральный дух поддерживал всех.
И лишь один раз Кессельхайм, который в дополнение к своим основным служебным обязанностям выполнял еще и обязанности вестового, увидел командира потерявшим обычную выдержку. Он зашел в каюту Шульца и увидел его сидящим на краю койки с низко опущенными плечами и закрытым руками лицом. Когда Кессельхайм обратился к нему, Шульц приподнял голову и на его лице отразилось все напряжение и усталость этих адски трудных дней шторма.
Однако он так преуспел в искусстве маскировки своей усталости, что до этого момента Кессельхайму ни разу не удалось подметить, что трудности этого похода хоть как-то отразились на душевном состоянии командира.
Он с удивительной ясностью понял в этот момент, что первым принимал на себя всю тяжесть непосильной ноши их командир.
Никто, кроме Шульца, не понимал, насколько устала и отчаялась команда лодки, и просто молил Бога о том, чтобы им встретилось хоть какое-то вражеское суденышко. Он думал о том, что даже небольшая победа сразу же взбодрит экипаж и внесет хоть какой-то смысл в эти страдания, которые им приходилось переносить. Но несмотря на эти невыносимые условия, было бы жестоко вернуть их на берег, не дав потопить ни одного судна, чтобы как-то оправдать все эти мучения. Однако было трудно рассчитывать на то, чтобы увидеть какое-либо судно, не говоря уже о возможности его потопления.
В сочельник гидроакустик услышал звуки вращающихся гребных винтов, приближающиеся к лодке, вскоре вдруг стихшие. Они предприняли попытку догнать это судно, пробиваясь сквозь водяные валы, но так его и не обнаружили.
