В конце концов Шульц распорядился после очередного бомбометания выпустить из лодки некоторое количество соляра, чтобы попробовать создать у преследователей убеждение, что лодка наконец-то потоплена.
Бринкер добавил к выпускаемому топливу еще и пару перчаток и матросских ботинок, которые должны были всплыть на поверхность вместе с топливом в качестве убедительного свидетельства гибели лодки, сопровождавшейся разрушением прочного корпуса. После исполнения этой затеи эсминец еще раз на малом ходу прошел над ними, как видно подбирая и изучая находки. После этого, потеряв акустический контакт с лодкой и, по-видимому, убедившись, на основании масляных пятен и остатков одежды, что с лодкой покончено, эсминец резко развернулся и на полном ходу покинул место сражения.
Шульц выждал некоторое время, после чего осторожно поднял лодку на перископную глубину. Вокруг было пустынно.
— А вы не заметили ничего странного в этих бомбометаниях? — спросил Кессельхайм Франца Рафальски вечером того же дня.
— Заметил, — кивнул Рафальски. — Странно, что мы остались живы.
— Это я, между прочим, и имел в виду. Вспомните-ка, что было у нас сегодня на десерт.
— О чем вы говорите, Шерри? — спросил Рафальски с некоторым раздражением. — На обед был шоколадный пудинг… и бомбы на ужин!
— Вот это я и имел в виду! Шоколадный пудинг и глубинные бомбы. И вчера тоже шоколадный пудинг и глубинные бомбы. — Кессельхайм напустил на себя крайнюю серьезность. — А вспомните-ка тот эсминец, который выскочил из тумана на прошлой неделе? У меня рот был набит шоколадным пудингом, когда командир передернул затвор.
Рафальски некоторое время помолчал с серьезным видом, после чего медленно проговорил:
— А ведь вы правы, Шерри.
Такие же забавные совпадения произошли тремя днями позже, когда в меню снова появился шоколадный пудинг. И как по расписанию, неизвестно откуда снова появился эсминец и засыпал их бомбами.
— Ну вот опять! — выкрикнул Рафальски и прошествовал прямо к командиру.
— Господин капитан-лейтенант, я хотел бы поговорить с вами.
Шульц повернулся к нему, удивленный настоятельностью его тона:
— Конечно, Рафальски, зайдите в мою каюту. — Он повернулся боком, пропуская матроса внутрь своего командирского уголка.
Невозмутимо выслушав историю Рафальски, он не нашел в ней ни чего-либо забавного, ни проявления истерии.
«U-124» за всю ее историю пришлось еще не раз выдержать бомбардировки глубинными бомбами, но шоколадный пудинг на столе уже никогда больше не появлялся.
