— Все еще не понимает, — говорили они между собой.
На суде Фатима подтвердила, что дала Садеку корзину с едой, но ни о каком яде не знала.
— Ты признаешь, что тажин — из твоей кухни?
— Конечно, — сказала Фатима. — Я сама там была, когда свекровь его готовила. За день до того, как идти в больницу, она сама все сложила для него, по своему вкусу. А мне сказала: «Поставишь завтра на огонь и пусть Садек отнесет мне в больницу».
Суду это показалось неправдоподобным. Решено было сделать перерыв, а на следующее заседание вызвать Лейлу Айшу.
Старуха заняла свидетельское место, полностью закутавшись в хаик. Ее попросили выпростать голову — иначе ее не слышно. Затем, к изумлению суда, она не без гордости объявила, что в самом деле приготовила тажин собственными руками.
— Да-да, — сказала она. — Я люблю в него класть побольше маринованных лимонов.
— А что еще ты туда положила? — обманчиво ласковым тоном спросил кади[4].
Лейла Айша принялась перечислять ингредиенты. Потом остановилась и спросила:
— Вам весь рецепт говорить?
Все засмеялись. Кади призвал к тишине и, уставясь на нее мрачным взглядом, сказал:
— Понятно. У нас тут юмористка. Сядь. Мы вернемся к тебе позже.
Лейла Айша села, опустила глаза и забормотала, перебирая четки. Кади время от времени сердито поглядывал на нее, раздраженный ее безучастностью. Он ждал доклада особых полицейских, оставшихся в доме Садека после того, как увели Лейлу Айшу. С докладом явились вскоре. Наверху, в ее чулане, среди одежды обнаружили полупустую емкость с крысиным ядом, тем же, который нашли в тажине.
И кади с торжествующим видом вызвал на свидетельское место Лейлу Айшу. В левой руке он держал жестяную коробочку и тряс ею перед носом свидетельницы.
— Тебе приходилось видеть эту коробку? — грозно спросил он.
Лейла Айша ответила не мешкая:
— Конечно, приходилось. Это моя коробка. Из нее я и добавляла в тажин.
По залу пробежал шепоток: присутствующие решили, что старуха выжила из ума. Кади невольно раскрыл рот. Потом нахмурился.
— Значит, ты признаешь, что насыпала яду в тажин?
Лейла Айша вздохнула:
— Я тебя спросила, нужен тебе рецепт, — ты не захотел. Я положила в него полкило лимонов. Они отбивают вкус порошка.
— Продолжай, сказал кади, не сводя с нее глаз.
— Это особенная еда, для меня только, продолжала она, уже с ноткой негодования. Больше ни для кого. Снадобье. Ты что же думаешь, я есть его собралась? Я хотела, чтобы яд в тажине вытянул из моего тела яд.
