На улице Остромов прекратил пошатываться и пошел быстро, легко, четко. Осипов был его, оставались сундук и меч.
2
Клингенмайер наверняка знал рецепт эликсира — не вечной молодости, а вечной старости, не переходящей в дряхлость. Вероятно, питался чем-то сухим, наподобие гентских хлебцев. И лавке его ничего не делалось, словно стояла вне времени, на том самом месте — угол Большого и Лахтинской, «Д-р Фридрих Клингенмайер. Раритеты и древности». Сколько же я здесь не был? Семь лет, и каких лет. Тогда Остромов оставлял рукоятку, канделябры, кое-что из рукописей — так было принято; уходя, все тут оставляли нечто. Предстоял Кавказ, а там кто знает, что будет. Оставил он и еще кое-что, пришло время собирать спрятанное.
Клингенмайер был чужим в оккультном Петербурге. У него собирался свой кружок — что-то вроде общества ревнителей старины. Была надежда, что он кое-чего не слыхал, да и какое ему дело до старой ссоры чужих, в сущности, людей?
— Давно не бывали, — суховато сказал Клингенмайер. Остромов знал эту манеру, а потому и не рассчитывал на бурную встречу. Когда человек всю жизнь с вещами, мудрено ли, что ему трудно с людьми.
— Фридрих Иванович, — прямо сказал Остромов, — дело простое. Я хочу забрать реликвии, оставленные у вас в девятнадцатом году.
— Я не могу вам их отдать без консультации, — прошелестел Клингенмайер.
— Я удивляюсь, — сказал Остромов, без прежней, однако, уверенности. Клингенмайер был одним из немногих, перед кем он себя чувствовал младшим. — Помилуйте, какая нужна консультация, если это мои вещи?
— Не только ваши, — напомнил проклятый старьевщик.
— Пусть бы и так, — покладисто согласился Остромов. — Из собственно чужих там печатка Гамалея, но я ею владею по праву. Гамалей был бездетен, печатку вручил мне его внучатый племянник, где он — мне неизвестно.
— Печатка отдельно, я вам мог бы хоть сейчас отдать печатку. — Клингенмайер темнил. — Мне стало известно, что на вас наложен определенный запрет, и в силу этого запрета…
— Ах, вот что. — Остромов избрал модель «О», то есть оскорбленную невинность, хотя, идя сюда, думал о модели «А» — атака. — Вы верите заплесневелым слухам, верите клеветникам, и тут нет, конечно, ничего удивительного… — Он хотел сказать, что дело Клингенмайера — собирание старья, но сдержался. Вопрос был не в реликвиях даже. Собирателя уважали и те, кто никого не боялся, и хотя Остромов понятия не имел, что такого было в этом вечном старике, — он верил инстинкту и не переходил черту. — Сплетни всегда сопровождают личность сколько-нибудь значительную. Про вас тоже передают, что вы некромант, — кольнул он, не удержавшись.
