Он снова замолчал, но через некоторое время, окинув меня взглядом, продолжил:
— А с другого, ходил бы солдат моего взвода в таком дранье в германскую войну — в рыло ему засветил бы, так шоб все зубы врозь!
Вдруг полог шалаша откинулся и вышел капитан. Я сразу же вскочил, а Митрофаныч только снова затянулся.
— Сидите! — сказал капитан и, дождавшись пока я снова присяду, тоже устроился на бревне. — Я тут слышал ваш разговор. Прав Митрофаныч, ходить во вражеской форме — не дело. И в том, что боец не должен ходить в таком виде как ты, Найденов, тоже прав.
Я снова вспомнил фразу из книги, о том, что б встать на довольствие у Гитлера. Дождавшись когда капитан закончит мысль тут же ее и ввернул:
— Товарищ капитан, вот фашисты нас в лес загнали. Рано или поздно все равно проблему решать надо — у нас же форма изнашивается, а немецкую одежду не берем. Снабжения у нас нет никакого — оружие и патроны у врага добываем. Так пусть и по одежде нас фашисты на довольствие ставят!
— На довольствие, говоришь? — после некоторого раздумья капитан усмехнулся. — А что, дело говоришь! Сегодня вечером приказом объявлю — собирать у немцев вместе с остальными трофеями и обмундирование.
Я, удовлетворенно улыбаясь, затушил сигарету.
— Только ты, Найденов, если немецкую форму одевать будешь, погоны, петлицы и остальное — спори.
Старшина появился где-то через двадцать минут после моего разговора с Митрофанычем и капитаном. Вымытый, он прямо лучился удовольствием и даже, подходя к полянке с нашим складом взрывчатых веществ, что-то насвистывал. Я как раз сидел, привалившись к дереву, и пытался отпороть немецким штык-ножом орла с трофейной куртки. С петлицами и погонами я справился легко, а вот аккуратно разрезать толстым лезвием мелкие стежки, которым был пришит орел — не получалось.
— Обновку в порядок привожу. — пояснил я в ответ на удивленный взгляд старшины. — А то на гимнастерке уже дыр больше чем ткани.
Старшина просто кивнул и пошел к лежащим на земле минам.
— Как закончишь, берись тол выковыривать. — только и сказал он, с усилием поднимая тяжелую 120-миллиметровку.
Орел наконец-то поддался. Я покрутил вражескую нашивку в руках, размышляя о том, что в будущем за нее можно было бы выручить неплохие деньги. Но, придя к выводу, что здесь она просто мусор, причем — опасный мусор, выбросил 'курицу' в кусты.
— Там в караульный пацанов каких-то привел. — произнес старшина после того как я тоже взял себе мину и принялся долбить штыком тол.
