В глубине каждого углубления имелось отверстие, заткнутое деревянной пробкой. Когда «чаша» вымывалась, вода спускалась в глиняный кувшин под столом. В эти чистые углубления и собиралась мать разливать приготовленную ею похлебку из рыбы и грибов (хорошо, если не из крыс!).
И вдруг она увидела, что Эльма в отчаянии, положив руки на стол, уронила на них голову. Ее светлые, распущенные волосы не закрывали бронзы рук.
Она рыдала.
Мать не стала разливать похлебку и осторожно подошла к Эльме.
— Не обидела ли мать Анда красавицу с того берега, назвав ее своей дочерью? У нее ведь на том берегу есть своя мать. Сердцем мать Анда поймет Эльму, поймет.
Эльма подняла заплаканные глаза.
— Мать Эльмы — вождь племени вешних! Я не о том плачу, потому что все равно убегу к ней. И Анд, если он настоящий мужчина, поможет.
— Анд настоящий мужчина, — с гордостью подтвердила его мать.
«Настоящий мужчина» нашелся только сказать:
— Эльма устала и давно ничего не ела. Мать варит очень вкусную похлебку.
— Так о чем же горюет красавица? — допытывалась мать.
— О звездном мальчике. Слова гнусного стража не выходят из головы.
— Чем же расстроил Эльму этот подонок?
— Он… он сказал, что с мальчика тоже сдерут кожу… — едва выговорила Эльма и снова заплакала.
— Это за что же ребенка? — возмутилась мать.
— За то же, что и остальных — за то, что они наши предки.
— Какой же он предок! — резонно возразила мать.
— Конечно, такой малыш не может быть ничьим предком, — сквозь слезы согласилась Эльма.
— Тем более что он родился не на Земле, а на другой планете, — вставил Анд.
Эльма с надеждой посмотрела на него сразу высохшими глазами.
— Значит, его нельзя считать «ненавистным предком»? — спросила она.
— Конечно нельзя! — заверил Анд.
— Если бы ваш вождь что-либо разумел! Если бы ему кто-нибудь мог разъяснить очевидное! — горячо заговорила Эльма, умоляюще глядя на Анда.
Анд покачал головой.
— Я только одного человека знаю, который может убедить Урун-Буруна.
— Жреца? — выпалила Эльма.
— Кроме Жреца. — И Анд посмотрел на мать, занятую разливанием похлебки в углубления на столе.
Она молча раздала деревянные ложки, очевидно, доставшиеся ей от прапрадедов, потому что они не были синими, как вся нынешняя растительность.
— Мудрость приходит после еды, — глубокомысленно заметила мать.
Некоторое время все ели молча. Голод, пройденные расстояния и волнения наконец дали себя знать.
Мать, подперев рукой полную щеку, с любовью наблюдала за уплетающими похлебку молодыми людьми.
