Наш Современник, 2004 № 10 | страница 54



В декабре 1918 года Устрялов переезжает в Омск, где становится председателем Восточного отдела Центрального комитета кадетской партии, юрисконсультом при управлении делами правительства Колчака, а затем и директором пресс-бюро его отдела печати. В этот период Устрялов восхищается Колчаком, видит в нем будущего диктатора и спасителя России. Однако надеждам Устрялова суждено было рухнуть. Неспособность “вер­ховного правителя” организовать достойное сопротивление большевикам, постоянные фракционные споры внутри правительства привели русского публициста к разочарованию в политических идеалах парламентской демократии. Устряловым всё больше овладевают термидорианские настрое­ния в осмыслении большевистского режима — он вынужден признать, что большевистская идея находит большой отзвук в душе русского народа, чем программа Белого движения. Эти настроения привели публициста к осознан­ному отходу от кадетской партии и к признанию антигосударственной направленности либеральной идеи, что послужило основанием для форми­рования основ будущей идеологии национал-большевизма.

1920 год становится переломным для Устрялова как в его идейном развитии, так и в политических ориентациях. После поражения Колчака в январе 1920 года Устрялов принимает решение эмигрировать из России и поселяется в Харбине, где читает лекции на юридическом факультете университета, организует философский кружок, преподаёт в японском институте, сотрудничает в ряде газет и журналов. Мировоззрение Устрялова претерпевает радикальные изменения. “Рушится привычная идеология, отвергнутая, разбитая жизнью”, — пишет он в своём дневнике. Своеобразным итогом и результатом идейного слома становится вышедший в том же году первый эмигрантский сборник Устрялова “В борьбе за Россию”. В нем автор окончательно сформулировал те основные идеи, которые легли в основу сменовеховской концепции и идеологии национал-большевизма. Публицист полностью отверг не только идею вооруженной борьбы с советской властью, но и обосновал необходимость сотрудничества с большевиками, которые объединили государство вокруг сильного властного центра, став тем самым продолжателями российских имперских традиций. Большевизм, с его точки зрения, обречен к перерождению, советская власть медленно, но верно “национализируется”. Главным на данном этапе является “собирание, восста­новление России как великого и единого государства. Всё остальное прило­жится” (“Перелом”). В связи с этим даже коммунистическая символика приобретает в глазах Устрялова имперский смысл: “Красное ли знамя безобразит собою Зимний дворец, или, напротив, Зимний дворец красит собою красное знамя? “Интернационал” ли нечестивыми звуками оскверняет Спасские ворота, или Спасские ворота кремлёвским веянием влагают новый смысл в “Интернационал”?” (“Интервенция”).