В разговор вступила Ольга, жена Виктора.
— А у нас мужик, который не может старую собаку застрелить — не мужик, — простодушно сказала она, подавая на стол отварную щуку...
Через час мы погрузили шмотки в длинную деревянную лодку, Виктор свистнул Музгара, который с радостью прыгнул на нос, мотор взревел, и мы мимо желтых берез и лиственниц, разрезая черную мегорскую воду, понеслись к далеким озерам... Время от времени Виктор выбрасывал Музгара на берег, и тот бежал за лодкой по прибрежным браконьерским тропам, а когда выбивался из сил, то хозяин благосклонно разрешал ему прыгнуть в лодку...
— А то разъелся, отяжелел от домашней жизни, пусть в охоту втягивается!
Две счастливых недели я прожил с Музгаром бок о бок в палатке. Мы рыбачили, добывали рябчиков и тетеревов, разговаривали друг с другом у костра, а когда в небе загудела “вертушка” и села на клюквенное болото, я обнял старого пса:
— Прощай, Музгар! Беги обратно в деревню! Не поминай лихом!
Музгар лизнул меня в щеку, и когда вертолет сделал круг над озерами, я в иллюминатор увидел, как брошенная собака уже потихоньку бежала на Север — к Белому морю, к родной деревне...
Вернувшись в Москву, я написал Виктору письмо, в конце которого спрашивал о Музгаре...
Вскоре получил ответ, где было написано, что Музгар, худой, с разбитыми в кровь лапами, все-таки прибежал через несколько дней после моего отлета домой...
— Вот так, Ерофеев,
— завершая свой рассказ, сказал я старому плейбою. —
Кроме собаки-власти и собачонки, которую олицетворяете вы и ваши партнеры по масс-медиа, есть еще собака-народ. Если её не застрелишь, она обязательно рано или поздно вернется на свой двор, в свою деревню, на свою землю.
Возле нас возникла внучка Алексея Толстого. Дымя сигаретой, она с высокомерной страстью сообщала Ирине Барметовой из “Октября”:
— Я ни за что не летаю на наших внутренних линиях, там у всех самолётов выработанный ресурс!
Когда я вернулся в Москву и прочитал книгу Георгия Свиридова “Музыка как судьба”, то с особым интересом остановился на его записи от 30 июля 1989 года:
“Сегодня днем слушал по радио литературную передачу из Лондона, беседа английского корреспондента с какой-то женщиной из Советского Союза. Дама эта говорила очень возбужденно, очень агрессивно, тон — своего рода интеллигентская вульгарность, нечто похожее, с одной стороны, на московскую лит. даму, с другой — на торговку с Киевского Подола... Высокомерие... всезнайство... не описать моим бледным пером.
