Алексей Вульфов • Теперь лишь вспоминать. Записки (Наш современник N12 2003)
Алексей ВУЛЬФОВ
ТЕПЕРЬ ЛИШЬ ВСПОМИНАТЬ
Записки
Светлой памяти Георгия Васильевича Свиридова посвящается
Совпадение
Совпадение с музыкой Свиридова было мне, видимо, предначертано с самого начала, от рождения.
Я хорошо помню, как однажды школьником, делая уроки, случайно услышал по радио лирическую мелодию, сразу поразившую меня какой-то особой трогательной силой, заставившую все отложить,— это была тема трубы “Романса” из “Метели”. Я не знал ни композитора, ни названия сочинения, но мелодию запомнил на всю жизнь, и с тех пор, где-либо услышав ее, всегда оставлял всякое занятие и прислушивался. И теперь останавливаюсь в подземном переходе или в метро, когда ее там играют...
Хорошо помню ощущение чего-то особенно значимого, которое приходило с той мелодией. Это была не просто красивая музыка, а нечто вообще очень близкое, понятное всем сердцем.
Когда уже начал заниматься музыкой, великий мой учитель В. В. Кирюшин однажды после очередного урока сольфеджио раскрыл на пюпитре некий парадно изданный нотный сборник и сказал:
— Вот вещь
гениальная
. Слушай.
И в своей манере — резко эмоционально, броско, с огромным темпераментом и восторгом от музыки — спел он по партитуре “Повстречался сын с отцом”.
Десятерная ли энергия Кирюшина, или потрясающая история, которая излагается в этой вещи, или такое прямое ее изложение “от сердца к сердцу” — но я, мальчишка, был потрясен.
— Если спросят: на Бетховена идти или на Свиридова? — еще подумаю, идти ли на Бетховена, — заключил Кирюшин.
— Даже так?
— Да.
И для окончательной убедительности с сердобольной, женской какой-то задушевностью спел по нотам “Как песня родилась”.
Жизнь моя целыми месяцами в вологодской деревне Антушево, виденное и узнанное там напомнило в тот момент о себе на самом верху лирического переживания, какое только могло родиться у мальчика. И слова, и мотив, и развертывание музыки породили словесно необъяснимое состояние, знакомый озноб и как бы блаженную невесомость: знаки полного погружения в художественный образ, совершенного совпадения с ним, отзыва на него. Всё, всё было мне в той музыке
понятно
и необычайно близко — и “землянка там, где костер”, и женская грусть, столько раз виденная в деревне, и поэтически представленная суровая народная судьба, и — самое главное — вот это: “и о том, как жила девчонка за рекой, за Шексной одна”, — я-то как раз был только что с Шексны, в ту пору вполне еще дикой, с одинокими кострами по берегам и синими их длинными дымами, с вечерними туманами, фиолетовыми борами при воде... Я, тогда еще мальчик, не столько “девчонку одну” себе представил, закрыв глаза, сколько избушку ее в дивной глуши, теплящееся окошко...… Полностью вошла в меня эта музыка, и по сей день озноб бывает, когда слышу ее.
