Здесь стояла все время холодная и дождливая погода. Болезнь идет на убыль, и о ней больше не говорят. Что касается меня, я, кажется, предпочел бы перенести хороший приступ холеры, чем испытывать это жалкое недомогание, которое не убивает, но отравляет жизнь, капля за каплей...
Двор останется в Петергофе до первых чисел августа, когда государь предполагает совершить путешествие, начав его с Варшавы. Что касается императрицы, то она, я думаю, водворится в Царском.
...Ах, что за болтовня все это, и до чего тошнотворно существование в известном возрасте, и как пора было бы с этим покончить!..
Да хранит вас Бог.
На протяжении всей жизни с Федором Ивановичем Эрнестина Федоровна переписывалась и со своим братом Карлом. Конечно, имей мы сейчас эти письма — какая бы биография была перед нами, ничуть не хуже аксаковской... И сам Тютчев чрезвычайно ценил Карла Пфеффеля как собеседника. Вот почему он решился, и, вероятно, не один раз, вскрыть письмо, адресованное его жене. И не раскаялся...
Как мы уже говорили, австро-прусская, с участием венгров и итальянцев, война, спровоцированная канцлером Бисмарком для того, чтобы добиться от Австрии выхода ее из Германского союза и согласия на образование нового Северогерманского союза под руководством Пруссии, началась 16 июня 1866 года и прекратилась после разгрома австрийской армии под Садовой 3 июля того же года. Тютчев же в этой войне предвидел будущее столкновение между Пруссией и Францией и в дальнейшем не ошибся. Во всем этом поэт видел главную ошибку Наполеона, “создавшего у границ Франции два могущественных национальных единства, оба враждебно расположенных к нему...”.
В Овстуге вместе с Эрнестиной Федоровной отдыхала чета Бирилевых со своей малюткой — дочерью Марией, родившейся у них в этом году.
* * *
Петербург, вторник, 13 июня
Вот прежде всего бюллетень о состоянии здоровья Димы, таков, как он мне был продиктован его врачом-гомеопатом: отсутствие лихорадки, уменьшение слабости и боли в левой руке и т. д. и т. д., одним словом, некоторое улучшение, подающее надежду на то, что через неделю он сможет быть перевезен в Ораниенбаум. Несмотря на все это, положение бедного мальчика, еще более с нравственной стороны, чем с физической, в двадцать шесть лет обреченного на существование старика, раздирает мне душу. По совету врача в его спальне вынули двойные рамы, чтобы дать воздуху свободный доступ в его комнату. Я учащаю свои возвращения домой, чтобы больше его видеть; и тем не менее у него бывают часы одиночества, которые он проводит в дремоте и постоянной испарине.
