Недопюскин — совсем жалок. “Пюс” (puce) — по-французски “блоха”. Пюска. Но он даже не блоха, он — недоблоха, недопюска. Хотя, в то же время, звучит в фамилии и что-то милое, ведь недопесок — молодой песец, забавный и пушистый зверек.
Оказавшись у них в гостях, рассказчик постепенно узнает их историю. Жизнь и того и другого. И мы уже видим хоть и потешных, хоть и нелепых, но уже — людей. И вот дело доходит до рассказа о том, как Недопюскин поселился у Чертопханова. До этого он бывал шутом то у одного, то у другого помещика. И один из благодетелей, умирая, взял да и приписал ради смеха в завещании: “А Зёзе (Тихону тож) Недопюскину предоставляю в вечное и потомственное владение благоприобретенную мною деревню Бесселендеевку”. (Даже в названии — насмешка: деревня без селендея, то есть без своего чудака, шута и егозы.)
Собравшиеся родственники по достоинству оценили шутку: “Хохот собранья превратился в густой и слитый рев. Деревня Бесселендеевка состояла всего из двадцати двух душ крестьян; никто о ней не сожалел сильно, так почему же, при случае, не потешиться?” Но нашелся один наследник, Ростислав Адамович Штоппель, которому и Бесселендеевку жаль стало отдавать какому-то никчемному Недопюскину. И Штоппель начал унижать его своими издевательскими и высокомерными насмешками, тем самым давая понять собравшимся, что не видать тому Бесселендеевки. Внезапно за Недопюскина вступается Чертопханов, тоже оказавшийся одним из наследников.
“Г-н Штоппель быстро обернулся и, увидев человека бедно одетого, неказистого, вполголоса спросил у соседа (осторожность никогда не мешает):
— Кто это?
— Чертопханов, не важная птица, — отвечал ему тот на ухо.
Ростислав Адамыч принял надменный вид.
— А вы что за командир? — проговорил он в нос и прищурил глаза. — Вы что за птица, позвольте спросить?
Чертопханов вспыхнул, как порох от искры. Бешенство захватило его дыхание.
— Дз-дз-дз-дз, — зашипел он, словно удавленный, и вдруг загремел: — кто я? Кто я? Я Пантелей Чертопханов, столбовой дворянин, мой прапращур царю служил, а ты кто?
Ростислав Адамыч побледнел и шагнул назад. Он не ожидал такого отпора.
— Я птица, я, я птица... О, о, о!..
Чертопханов ринулся вперед; Штоппель отскочил в большом волнении, гости бросились навстречу раздраженному помещику.
— Стреляться, стреляться, сейчас стреляться через платок! — кричал рассвирепевший Пантелей, — или проси извинения у меня, да и у него...”
