— И это кому-то весьма сильно мешает. Кому? Я жду имя, Ирте.
— Тебе когда-нибудь было больно?
— Боже, Рийский… — Лаер закатил глаза.
— Нет, ну, правда. Хоть когда-нибудь? Когда семья отреклась? Когда Лаис проклял? — Ирте говорил полушепотом, ласково перебирая пряди волос Уны и грея дыханием ее шею.
— Ты пьяный что ли?
Он наконец встретился глазами с Хранителем. Разумеется. В стельку. Лаер видел его таким лишь пару раз. Первый, когда он едва вырвал его из капкана хранилища артефактов, и Ирте пытался забыться в многомесячном пьяном угаре, чтобы не слышать, как рушится собственная жизнь, под громкие лозунги Храма и дружные осуждающие визги бывших сторонников и покровителей; и второй когда его дедушка получил сердечный приступ.
— Не-е-е-ет… Разумеется нет. — Протяжно рассмеялся Ирте. — Проклятый безупречный Хранитель. Кусок льда. Бессовестный ублюдок. Чтоб ты сдох.
— Кто тебя нанял?
— Алдор, провались ты за врата Хаоса! Алдор нанял меня! Обещал взамен теплое местечко в своих чертогах, — Рийский снова рассмеялся, но как-то странно, надрывно, скулящее. — Посмотри мне в глаза, жалкое порождение Фесы! Посмотри и повтори, что я предал тебя!
Лаер встретил взгляд черных жгучих глаз. Возможно, и не врет. С него станется. Но… Он прав, все как-то призрачно. Ирте действительно мог его убить. И сейчас мог раз пятьдесят прирезать Уну. И не тащиться за ним, ведь Лаер в первый же вечер неосмотрительно поведал о всех своих планах. Боже, как все запутанно.
— Лаер, не вынуждай меня… — с тихим страданием произнес Ирте, снова прижимая кинжал к ране на шее Уны.
Хранитель скривился и, повернувшись, вышел в ночь. С минуту постоял, прислушиваясь к тиши, и далекому плеску воды жадно принимавшей кровавые дары Смотрителя, и направился в баню.
Нужно что-то делать. Нужен Элиар. Нужен связной с Орденом. Он должен знать хоть что-то о том, что происходит.
Выпарив из себя все мрачные мысли и застелив в предбаннике широкую лавку волоковым одеялом, Лаер забылся беспокойным сном.
Прошел час, может пять, а может всего одна минута, когда в голове у Лаера тревожно зазвенело. Он распахнул глаза и… понял, что это все, что он может сделать. В следующий момент он канул в омут ослепляющей, парализующей боли.
Заплакали, забились в истерике древние гласы, и начала кровоточит вязь хранящая ореол. Он зарычал, пытаясь хоть пальцем пошевелить, но терпел полный, абсолютный крах. Песнопения древних духов сорвались на придушенный фальцет, оглушающий Хранителя. Он слышал треск и отвратительный скрежет сминаемой защиты. Почувствовал как кровь вспенилась в жилах, стремительно ища выхода, как душа в ужасе забилась в умирающем и недвижном теле и закричал.
