Сибилла оглянулась по сторонам, и когда на мгновение наши глаза встретились, я видел, что мое присутствие придало ей мужества. Она смело взглянула на Императора.
— Я пришла просить милости, Ваше Величество!
— Вы всегда можете рассчитывать на меня за услуги вашего отца, мадемуазель! Что вам угодно?
— Я пришла просить не во имя заслуг моего отца; я прошу за себя. Я умоляю вас пощадить Люсьена Лесажа, обвиненного в заговоре против императорской власти и арестованного третьего дня. Ваше Величество! Он скорее поэт, ученый, мечтатель, склонный жить вдали от света, но не заговорщик; он был лишь орудием в руках дурных людей.
— Хорош мечтатель! — с гневом воскликнул Наполеон. — Да эти мечтатели самые опасные люди! — Он посмотрел в записную книгу. — Мне кажется, я мало ошибусь, если скажу, что он имеет счастье быть вашим возлюбленным?
Сибилла вспыхнула и опустила глаза под острым, насмешливым взглядом имератора.
— Я имею здесь все показания. Не много хорошего заслужил он. Я могу только одно сказать: из всего слышанного о нем заключаю, что он недостоин вашей любви!
— Я умоляю пощадить его!
— Это невозможно, мадемуазель! Против меня составлялись заговоры с двух сторон — приверженцами Бурбонов и якобинцами. Я слишком долго терпел от них, и мое терпение лишь ободрило этих господ. Я долго не трогал Кадудаля и герцога Ангиенского. Надо дать такой же урок и якобинцам!
Я удивлялся и до сих пор удивляюсь страсти к этому низкому трусу, охватившей мою кузину, хотя давно уже установлено, что для любви не существует законов.
Услышав этот решительный ответ Императора, Сибилла уже не могла долее владеть собою; ее лицо стало белее прежнего, и она залилась горькими слезами, одна за другою катившимися по ее исхудалым щекам, словно капли росы на лепестках лилии.
— Ради Бога, ради любви вашей матери, не губите его! — вскричала она, падая на колени к ногам Императора. — Я поручусь, что он откажется от политики и не будет вредить империи!
Наполеон резким движением отшатнулся он нее и, повернувшись на каблуках, стал ходить взад и вперед по комнате.
— Я не могу сделать этого! Я никогда не изменяю своих решений. В государственных делах ничего нельзя решать в зависимости от чьего-либо и особенно женского вмешательства. Якобинцы, кроме того, крайне опасны, и им необходим пример достойного наказания, в противном случае завтра же создастся новый заговор на мою жизнь!
В неподвижном лице, в тоне его голоса можно было видеть, что дальнейшие просьбы бесполезны, тем не менее моя кузина с упорством женщины, защищавшей своего возлюбленного, продолжала:
