Я почти терял сознание, когда мы шли от болота к меловому карьеру, и уже идя по подземному лабиринту, вполне очнулся, но теперь, после всего виденного, я начал протирать себе глаза, не понимая, в действительности ли это я, Луи де Лаваль, недавний обитатель Эшфорда, или я вижу во сне приключения одного из сказочных героев. Эти массивные, обросшие мхом своды, окованные железом двери,— всё это представляло собою прекрасную обстановку для сновидений, но колеблющееся пламя свечи, мой растрепанный багаж и многие другие детали моего пришедшего в полный беспорядок костюма доказывали мне действительность всего происходящего.
Быстрая, бодрая походка моего спутника, его отрывистые замечания живо возвращали меня с небес на землю. Он раскрыл предо мною дверь и опять собственноручно запер ее, когда я прошел. На этот раз мы очутились в длинном, со сводами коридоре с выстланным каменными плитами полом; коридор освещался маленькой лампочкой, тускло горевшей в дальнем конце его. Два окна с железными решетками указывали, что мы снова были на земной поверхности.
Пройдя этот коридор и сделав еще несколько переходов, мы поднялись по винтовой лестнице, наверху которой была раскрытая настежь дверь; она вела в маленькую, прекрасно убранную спальню.
— К сожалению, я вам другого ничего не могу предложить,— сказал Шарль.
Я не желал ничего лучше, как, сбросив с себя одежды, кинуться в эту белоснежную постель, но любопытство всё же превозмогло усталость.
— Я очень благодарен вам, но, я думаю, вы не откажете в одолжении сообщить мне, где я?
— Вы в моем доме, и это всё, что я вам скажу сейчас! Утром мы еще поговорим с вами на эту тему.
Он позвонил. Долговязый перепуганный слуга вбежал на этот звонок.
— Барышня уже отдыхает? — спросил он.
— Да, сударь, она легла уже часа два тому назад.
— Хорошо, я сам позову вас утром. — Он закрыл мою дверь, и не успел смолкнуть вдали шум его шагов, как я уже спал крепким сном, сном усталого, измученного человека.
Мой хозяин оказался очень точным в своих словах, потому что, когда на другое утро я проснулся от какого-то шума, он стоял уже около моей кровати. Его серьезное, спокойное лицо, темная скромная одежда плохо согласовывались с теми ужасными сценами, в которых он играл столь отталкивающую роль. При ярком дневном освещении Карл казался типичным школьным учителем; это впечатление усиливалось его повелительной, но благосклонной улыбкой, с которой он посматривал на меня. Меня выводила из себя эта улыбка; я окончательно убедился, что моя душа не лежит к этому человеку, и что я до тех пор не буду чувствовать себя спокойным, пока не порву этого вынужденного знакомства. Он принес целую кипу всевозможных одеяний и положил их на кресло, рядом с моей кроватью.
