Сиянье дня | страница 6
И еще одна картина живет во мне уже много лет, обнадеживая, поддерживая, просто присутствуя в моей жизни.
Умерла матушка, жена отца настоятеля нашего собора. Столько лет я ее знала: светлая, улыбчивая, скромная, работящая. Ей было уже под семьдесят, но слово «старушка» к ней совсем не шло. Моложавая, красивая, до последних дней трудилась при храме. Все золотошвейные работы — ее рученек дело.
Не знаю, чем она еще была хороша, но уж точно никого никогда не осуждала. Нашелся человек, строчащий на батюшку в суд подметные письма. Жалобщика мы все знали, прихожане возмущались, слетали и крепкие слова в адрес жалобщика.
Как-то после очередного суда, а значит и унижения, и нервотрепки, я подошла к матушке посочувствовать:
— Ну, как же он так может клеветать?.. Так дергать батюшку…
Сказала с осуждением. А матушка в ответ, разведя руками и улыбаясь:
— Такой человек, ну, просто такой человек.
И вот у нее рак легкого. Сгорает за два месяца. Еще на праздник Воскресения Господня готовит чудную творожную пасху, так уж никто не приготовит. А после Троицы ее уже не стало. За неделю до смерти на своих ногах причастилась, всю службу отстояла.
Всех родных благословила, каждого словом утешила, батюшке сказала:
— Мы же с тобой знаем, человеческий век — семьдесят-восемьдесят лет. Мне уже семьдесят. Значит, Господь так решил — мне первой уходить. Ты не горюй. У тебя чудные дочки, зятья, внуки, тебя не бросят.
И всех: детей, зятьев, внуков по очереди по одному приняла, лежа высоко на подушках и задыхаясь, каждому слово нужное доброе подыскала и тихонько отошла.
И вот лежит в центре собора пред распахнутыми Царскими вратами. Лежит юная красавица, царевна-невеста, не тронутая печатью смерти. Смотреть и смотреть, не отрывая глаз. С жадностью прикладываемся к ее лбу, как к святыне. И все вокруг пронизано Торжеством Живой жизни.
Съездила последний раз на дачу, попрощалась до весны. Нарвала громадный букет астр, спасибо им, дотерпели, дождались, пока соберусь на кладбище — тоже до весны попрощаться. Иду в желанный обход. Сразу на два кладбища, тут одно перетекает в другое: русское восточное в ново-еврейское, а потом снова — русское, только аллею перейти. И никому не тесно, никто друг друга не обижает, не гонит, им — живым — тут всем просторно, это нам, мертвым, и на большой земле тесно.
Сегодня у меня день свиданий. Они ждут меня, и я жду встречи с ними. Удобнее всего мне начинать с Людмилочки, внутренне расположение совпадает с внешним. Ее могилка с краю, у дороги, одно плохо — мусор валят рядом. Прикрываю его опавшей листвой, чтобы было нам сладко беседовать.